По следам джи-ай - [4]

— Добро пожаловать, парень! Армия Соединенных Штатов ждет тебя! Ты насладишься красотами чужих стран, познакомишься с романтическими буднями джи-ай!

Трудно сказать, о чем думал Джон, подписывая контракт о вступлении "добровольцем" в вооруженные силы США. Может быть, о блестящей военной карьере. Или только о насущном куске хлеба. Или о том, что армия поможет ему получить специальность и работу после службы. А может быть… Не будем гадать! В одном можно быть уверенным. Джон меньше всего думал о смерти. Об этом в его годы обычно не думают. Даже тогда, когда подписывают с нею контракт.

Сделка состоялась. Джон нашел работу, продав Пентагону не только тело, но и душу и совесть свою. Это он понял потом, в последние часы своей жизни. А пока…

ИЗ ДОСЬЕ ПРЕСТУПЛЕНИЙ АМЕРИКАНСКОГО ИМПЕРИАЛИЗМА ВО ВЬЕТНАМЕ

К концу 1971 года на Вьетнам было сброшено около 7,5 миллиона тонн бомб. Если к этой цифре прибавить другие боеприпасы, применяемые войсками США, то на землю Вьетнама было обрушено 16 миллионов тонн взрывчатки. Это равносильно тому, что ежемесячно в войне использовалось 11 атомных бомб, равных по мощности хиросимской.

Намдинь, четвертый по величине город ДРВ, разрушен наполовину.

Винь, индустриальный центр и порт, истреблен полностью.

Фули, город, в котором проживали 10 тысяч человек, уничтожен полностью.

Танзанг, Виньфуонг, Данго и многие другие города стерты с лица земли.

СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ СЕРЖАНТ АМЕРИКАНСКОЙ КОНТРРАЗВЕДКИ ДЖОН БЛЭК

В 1967–1969 годах только в американских подразделениях контрразведки было замучено 9 тысяч южно-вьетнамцев. У меня такое ощущение, словно ты маленькая деталь большой машины, конечная продукция которой — мертвые тела.

Читатель!

В этом досье приведены только некоторые факты.

Сентябрь, 1969 год. Рочестер, штат Нью-Йорк. Джон Майкл Стивенс зачислен на службу в вооруженные силы Соединенных Штатов Америки добровольно.

…Их привели в комнату для осмотра, в которой на специальной подставке был укреплен американский флаг. Каждый из них принял стойку "смирно" и поднял правую руку.

— Повторяйте за мной! — строго сказал офицер.

"Я торжественно клянусь, что буду поддерживать и защищать Конституцию Соединенных Штатов от всех врагов — внешних и внутренних, что я буду верно и преданно служить этому делу, что я буду подчиняться приказам президента Соединенных Штатов и приказам назначенных надо мной офицеров в соответствии с Единым военно-судебным кодексом. Да поможет нам бог!"

С последними словами присяги обрывалась всякая связь с тем миром, который оставался за порогом казармы. Отныне, что бы он ни делал: маршировал ли долгие часы на плацу, совершал ли многомильные марши, стрелял ли в своих сограждан, идущих в колоннах демонстрантов, или убивал людей другой страны, куда он пришел как "самый цивилизованный посланец свободного мира", он будет выполнять приказ президента и "защищать Конституцию Соединенных Штатов".

При этом не имеет никакого значения, как человечество посмотрит на его действия. Он солдат американской армии. За пределами военного форта остались обычные человеческие добродетели. "Профессиональный солдат ядерной эпохи должен готовиться без всяких скидок на гуманность", — сказали Джону. Тем, кто оплачивает его тяжелую, грязную работу, он был нужен именно таким.

…Премудрости военной науки Джон постигал в одном из учебных центров, куда он был направлен через несколько дней после принятия присяги. Это были настоящие муки ада. Порой ему казалось, что он забывает собственное имя. Джон беспрекословно выполнял все требования инструкторов. Неизменный ответ: "Да, сэр!" — стал его жизненным правилом. Те же, кто поступал иначе, подвергались "особому обращению" до тех пор, пока они, безвольные и хрипящие, не падали к ногам сержанта.

В течение восьми недель новобранцам прививался целый комплекс чувств, о которых они раньше и не помышляли.

Главным из них было "чувство штыка". Прежде чем солдат осознает свое истинное назначение, свои возможности, рассуждают теоретики Пентагона, у него должно быть желание уничтожать, желание, вырабатываемое в ходе обучения штыковому бою. И Джону начали усиленно внедрять в сознание "потребность убивать". Изо дня в день он становился в шеренгу своего взвода с винтовкой в руках и изготовлялся для нанесения штыкового удара.

— Что значит чувство штыка? — спрашивает инструктор. И слышит в ответ дружное и грозное:

— Убивать!

Выпад… Винтовка выбрасывается вперед, и в это время раздается душераздирающий вопль строя.

Укол — и снова вопль.

— Что значит чувство штыка? — опять кричит сержант.

— Убивать! — Укол… — Убивать! Убивать! Убивать!

Подобного рода тренировки проводились до тех пор, пока мышление солдат не становилось автоматическим… "Убивать! Убивать! Убивать!"

Но тяжелее всего было переносить моральную обстановку казармы, которая отличалась презрением к людям, ритуальным требованием рабского повиновения, неограниченным попранием человеческого достоинства.

Возведенные в ранг повседневной обыденности издевательства сержантов над новобранцами — неизменное правило жизни в форту. К этому здесь привыкают с первых недель службы, как привыкают к распорядку дня. Жаловаться не принято, бесполезно и некому. Брань и унижения сносились смиренно, по стойке "смирно", с привычным повторением заученной фразы "Да, сэр!".