По одну сторону горизонта - [12]

Земля, родившая в мае лето.

И наша песенка снова спета —

Два-три куплета, и Новый год.

Отважен честный осенний свет,

Отвесны тучи над влажным садом.

И одиночество где-то рядом —

Упавшим яблоком на траве…

И остро чувствуешь: в том беда,

Вдохнувши запах дождя и сосен,

Что лето кончилось. Эта осень

Надолго. Может быть, навсегда.

Близнецы

Когда в Беер-Шеве летали ракеты,

Когда на юге выли сирены,

Ко мне приехали эти дети —

Два двухмесячных близнеца.

И их тёплая мама с тёмными

Под глазами кругами

И полной грудью.

Они привезли с собой нежный запах

Молока, и дома, и стиранной марли.

И детского крема — из самого детства,

И тёплой мамы с тёмными

Под глазами кругами

И полной грудью.

Они привезли с собой пониманье,

Что жизнь состоит из еды и солнца,

И сна под тихий дождик осенний,

И телевизора где-то рядом.

И тёплой мамы с тёмными

Под глазами кругами

И полной грудью.

Они пробыли всего неделю.

И увезли свой чудесный запах,

Мою депрессию и тревогу,

И маму, пахнущую молоком.

Оставив комнату, вдруг пустую,

И мне записку: «За всё спасибо»,

И пониманье, что жизнь моя —

Она состоит из еды и солнца,

И сна под тихий дождик осенний,

И телевизора где-то рядом.

И тёплой мамы с тёмными

Под глазами кругами

И полной грудью.

Ангина

бледнеет чай с мятой

и в мыслях спит смута

но жаром явь смыта

и простыня смята

летит октябрь с ветки

печалят туч сводки

бледнеют дней свитки

зимуют здесь утки

в горячем сне боли

полотна лиц белы

укол иглы в горле

и небеса в марле

Ханукально-новогоднее

Ёлка — это не я.

А перевёрнутая ханукия.

А гирлянды, и шарики, и конфетти —

Они из той же горсти,

Что и ханукальные свечи,

И тёплые пончики в сахарной пудре…

Ёлка — это не я.

А моя еврейская

С московскими корнями семья,

Где дедушка пел в синагоге.

А наши нестрогие боги

Катали нас на карусели,

Где разные вальсы для разных веселий!..

Ёлка — это не я.

А серебряный дождик вранья,

Что мы станем совсем не золою, —

Черепками культурного слоя,

И где-нибудь между Толстым и Перро

Мы будем лежать, улыбаясь хитро!..

Ёлка — это не я.

А перевёрнутая ханукия.

И празднуем с нежностью этой земли

Всё то, что покинули и обрели.

И в дар получаем звезду

Из созвездия Деда Мороза

И тёплые пончики в сахарной пудре…

«Приближается время страданий и боли…»

Приближается время страданий и боли,

Приближается время старения плоти.

Дух, привыкший, как пух, кувыркаться в полёте,

Так боится неволи.

Приближается бремя нелёгкого плуга

И неловкой улыбки чужого участья.

Полагаю свободу условием счастья

И подобием круга.

Пахнет вечер уютом, пирог карамелью,

Но пуста тишина, как сиротства примерка.

И кончаются праздники без фейерверка,

Оставляя похмелье.

Рисунок

    Я живу не дыша.

        Душа

  На кончике карандаша,

     Тоньше линии.

      Но клиньями

  Мне в колёса вбиты дела.

      И смола

  Из раны капает синяя.

   Я с тобой не играю

       В преф.

  Эта нежность в глазах —

       Не блеф.

  А попытка себя вернуть

        Внутрь.

Я живу, как воздушный шар.

         И жар

     Наполняет меня,

         Звеня.

     И искрится моя душа

        На кончике

        Карандаша.

Жизнь замечательных людей

Поэт Рабиндранат Тагор

Имел естественный загар.

Любил зефир, а не кагор, —

Предпочитал агар-агар.

Писатель Жоржи Амаду,

Жуир, повеса и фразёр,

Жил у народа на виду

Под псевдонимом «Дона Флор».

Приятный барышням нахал —

А. С. Пушкин был приличный бард.

Пока он им стихи шептал,

Их жёг кудрявый бакенбард!..

Большой писатель Лев Толстой

В косоворотке пас коров.

Косил траву, ходил босой,

Писать романы был здоров.

Старик Есенин пел печаль.

Некрасов правду в массы нёс.

И славил Лермонтов утёс,

Он под сосною там торчал…

«Прости меня, прости…»

Прости меня, прости.

По чести почести,

По росту совесть, и

По горло страх.

Ещё светла на слух

Мелодия для двух.

Но так печален дух

На злых ветрах…

Прости меня, прости,

Без грусти отпусти.

От страсти к старости

Ведёт тропа.

Там сгинет, как мираж,

Души весёлой блажь:

Короткий танец наш —

Четыре па.

Начну вперёд грести,

Дрожит весло в горсти…

Начну венок плести,

Колюч венок.

И пусть душа вольна

И мимо бьёт война,

Скулит моя волна

У самых ног…

«Все счастья ждут, а я не жду…»

Все счастья ждут, а я не жду.

Так сладко мне, так страшно.

Иду по мартовскому льду.

Так сладко мне, так страшно.

Там в проруби черна вода.

Так сладко мне, так страшно.

Там в облаках черна звезда —

Бродяг очаг домашний.

И штрих-пунктир моих шагов,

Так сладко мне, так страшно,

Соединяет берегов

Заснеженные башни.

И птиц невидимых следы,

Так сладко мне, так страшно,

Уводят в сторону беды

Из тишины вчерашней…

Как замерший на вдохе зал,

Так сладко мне, так страшно,

Зимы лукавые глаза

И колдовские шашни.

То дрогнет луч, то хрустнет лёд,

Так сладко мне, так страшно,

Но не кончается полёт

Прогулки бесшабашной.

Зима

Опять в бреду бураны.

Опять во сне метели…

И все открыты раны

В моём астральном теле.

Зима моя — Прасковья

Морозным паром дышит.

А в дальнем Подмосковье

Снега укрыли крыши.

А здесь — дожди по плечи,

По щиколотку лужи.

Возьмём зонты покрепче,

Пойдём гулять по стуже.

Размыло штормом пляжи,

Газон зацвёл тюльпаном.

По крыше капли пляшут

И брызгают фонтаном.

В провинции счастливой

Бензинового рая

Живут неторопливо,

На ливни невзирая,

Привычные к истоме

Восточные народы.

Скрипят устои в доме

Из карточной колоды…

Зима моя — Прасковья,