По одну сторону горизонта - [11]

Суши — летняя собака,

У неё и хвост не пышный,

И приподнятые брови,

И в глазах всегда вопрос.

А когда гроза грохочет,

И тяжёлый ливень слышен,

У неё на нервной почве

Выпадение волос…

Суши — инопланетянка.

И её печалит холод.

Там, в галактике соседней

Тих её мохнатый бог.

Но она умеет слушать,

Совершенно как психолог:

Опустив седые уши,

Наклонивши морду вбок.

Как она летит навстречу,

Тощий хвост, как вентилятор!..

Стрекозы проворной легче,

Мягче нового ковра.

А потом движеньем длинным

Трёт глаза мохнатой лапой

И с улыбкою дельфина

Засыпает до утра…

Суши — инопланетянка.

На носу веснушек стая,

И в глазах — печаль другая,

Незнакомый мне покой.

В нашей бедной атмосфере

Ей, наверно, не хватает

То ли радости обычной,

То ли косточки какой.

Суши — летняя собака.

И она боится грома,

И от страха прячет морду

Нам в колени всякий раз.

А когда гроза грохочет

И качает стены дома,

Суши плачет, оттого что

Защитить не может нас.

Поэтессы

Л. Д.

Как молодо выглядят все поэтессы

От жизни воздушной, как тучки!..

Они на горошинах разных принцессы

И в целом — колючие штучки.

Они обладают задумчивым видом

И смотрят на мир неконкретно.

Они позволяют хандре и обидам

Собой овладеть незаметно.

Как молодо выглядят все поэтессы.

Наверное, вы замечали.

Их, право, не портят ни слёзы, ни стрессы,

Ни век, ни мужья, ни печали.

Они забывают часы и расходы

И сами над этим смеются!

Но могут расстроиться из-за погоды

И из-за разбитого блюдца…

Играют в слова беззаботно, как дети,

В версте от дымящейся бездны.

Наверное, всё же занятия эти

От возраста очень полезны.

Любимому поэту

Как росчерк нервного пера,

Нечёткий профиль.

Не жертва, не адепт добра,

Сухарь и профи.

Сквозь дождевые облака,

Дворы кривые —

Кровоточащая строка,

Слова живые.

Им не опасны тлен и моль,

Чужды длинноты.

Но мизантропии бемоль

У каждой ноты.

«День дождливый, день не жаркий…»

Моему папе

День дождливый, день не жаркий,

Но каникулы не ждут,

Спит в Московском зоопарке

Самый первый мой верблюд!..

Мы туда ходили с папой,

Мы из дома брали хлеб.

Был у нас верблюд горбатый

Фаворитом этих лет.

Есть достоинство в осанке,

Взгляд невесел, горб — не груб.

Только бархатно касанье

Корм с руки берущих губ.

Мы кормили всех животных,

И козлов, и прочих лам,

Ощущая вкус свободы

От уроков и от мам!

Папа, папа, где ты, папа…

Здесь такая красота!..

Только стол — уже не парта.

Только я — уже не та.

Я живу в тоске и в неге:

Южный климат, разный люд…

Ходит по пустыне Негев

Самый первый мой верблюд.

Регина

Царица Регина. Какая царица?..

Она балагурить и петь мастерица.

Печь рыбу, писать про живое в журнале.

И, как в кофемолке, в её карнавале

Летят друг за другом блины и артисты,

Походы к подругам и плечи в батисте.

И розовощекие три господина.

Курьёз перевода: царица Регина.

Она переводит слова в акварели.

И время в любовь, чтобы дни не старели.

И жизнь непослушную — через дорогу,

В другую страну, к дорогому порогу.

«Читаю стихи, присев на минуту…»

Зинаиде Палвановой

Читаю стихи, присев на минуту.

Листаю книгу — справа налево.

И слёзы снова лью почему-то

Над тем, что вроде бы отболело.

И жизнь моя, порою лохматая,

И боль, и любовь в твёрдой обложке

Сквозь эти строки мерцают матово,

Как свет в окошке.

Читаю стихи. Какого лешего?..

Но держат меня легко и незримо

Изгибы времени ошалевшего

В розовой дымке Иерусалима.

И, как рубашка, близкая к телу,

Любовь другая и боль другая

Меня касаются тонкой материей

И прожигают.

Часть V Система координат

Система координат

В моей системе координат

Всё под контролем, но что-то над,

Пломбир в киоске и лимонад — из детства.

В моей системе координат

Царят тревога и циферблат,

И никуда мне от их баллад

Не деться.

Тропа-линейка и вновь виток —

Взрослений или обид итог,

И память боли на мякоти дней, как корка…

В моей системе координат

Всё под контролем, но что-то над.

И в кофе кубиком рафинад.

Но — горько.

В моей системе координат

И комсомол был, и раввинат,

И в коммуналке паркет из прошлого века.

А мне остался парад утрат,

Под кротким небом корявый сад,

И в жёлтых листьях сухой гранат,

И ветка.

Считалка

Тот, кто считает деньги, имеет деньги.

Тот, кто считает звёзды, имеет звёзды.

Тот, кто считает беды, имеет слёзы.

Тот, кто читает блоги, танцует буги.

Тот, кто читает книги, живет в берлоге.

Он не фанат бумаги, он друг в итоге.

Тех, кто не моет руки, съедят микробы.

Те, кто не носит брюки, немного буки.

Те, кто считает время, умрут от скуки.

Дюймовочка

Я стану лёгкой сухонькой старушкой —

Дюймовочкой старушечьего толка.

И буду шамкать, складывая в кружку

Фарфоровые зубы, как у волка.

Пойду на йогу, заведу подругу,

Чтоб вместе нам порхать, как двум стрекозам,

Перемывая косточки друг другу,

Источенные остеопорозом.

А может быть, начну курить «Парламент»,

Перстнями украшать сухую лапку.

И, чередуя рауты с делами,

Выгуливать шарпея или шляпку!..

За чашкой кофе с нежным круассаном,

Малиновым сверкая маникюром,

Мы станем осуждать детей и станем

Завидовать чуть-чуть чужим амурам…

Я стану дамой вздорной, но приятной,

С причёскою «Осенний одуванчик».

И буду ночью в тишине опрятной

Кропать романы, пропустив стаканчик.

«Какая звонкая тишина…»

Какая звонкая тишина…

И гроздья яблок на ветке голой,

К траве склонённой. И в люльке горной,

Укрывшись облаком, спит луна.

Одежду тёплую достаёт