По обе стороны реки - [20]

— О чем вы говорите, какое время? — поспешил успокоить его Виктор, — Здесь до границы всего километров 15, и там до Арекипы еще с полсотни! На машине за два часа успею и съездить, и вернуться, а самолет — только вечером!

Морьентес держался уверенно и настойчиво. Он хорошо понимал, что единственный надежный канал передачи оставался за границей. Рассчитывать на радистов из армейской разведки в столице он не мог — скорее всего, их станция либо уже была ликвидирована, либо будет ликвидирована в ближайшие дни, если не часы…

В столицу он прилетел вечером, однако, несмотря на позднее время, в городе было неспокойно. По улицам ходили группы возбужденных людей, выкрикивавших антиправительственные лозунги, разъезжали бронетранспортеры неизвестно кем управляемых и направляемых вооруженных сил, на перекрестках стояли вооруженные патрули.

Остановившись в одной из центральных гостиниц, он спустился в холл и с находившегося там телефона-автомата попытался позвонить по полученному еще в Москве номеру, предназначенному для экстренной связи. Впрочем, как он и ожидал, никто не ответил. Тогда он вернулся в свой номер, устроился на стуле у окна, достал кинокамеру и, закрепив ее на портативном штативе, приготовился снимать. Шум, между тем нарастал, а число находившихся на улице людей все увеличивалось. Постепенно группы организовывались в колонны, направлявшиеся в сторону президентского дворца. У многих стали появляться в руках зажженные факелы…»

Глава 4

«Киссинджер жалуется Президенту на стремление Вилли (Колби — прим. секретаря) рассказать всю правду, говоря: „Так можно дойти до того, что мы будем только делать доклады, а не проводить операции. И вообще, все эти истории — лишь верхушка айсберга“ Далее он продолжает: „Если они всплывут, будет много крови. Эта история… Этого не будет ни в одном докладе! Считайте, что это просто шантаж…“»

(«Меморандум беседы» от…января 197.. г., Национальный Архив Безопасности США)

«…из Кельна поездом добрался до Таллина, где пересел на самолет и вскоре уже вылетел в Ленинград. В Пулково его никто не встречал. Да, собственно, никто и не должен был встречать, поскольку не только о его прибытии, но и вообще о его существовании знали всего три человека. Из аэропорта на рейсовом автобусе он доехал до метро, спустился вниз и через одну остановку вышел. Здесь еще год назад он снял небольшую комнатку в коммуналке. Соседи — старый больной еврей со своей женой — жили уединенно и замкнуто, мало интересуясь редко появлявшимся в квартире молодым человеком. Для них он был обычным госслужащим из Москвы, изредка приезжавшим сюда в командировку.

Он быстро прошел в свою комнату и первым делом привел в порядок свою внешность. Краска с волос была легко смыта, и вскоре из зеркала на него снова глядел Алексей Захаров, младший научный сотрудник одного из московских НИИ.

Он вышел из своей комнаты и осторожно постучал к соседям:

— Иосиф Моисеевич! К вам можно?

За дверью послышался надрывный кашель — старик еще в блокаду подхватил туберкулез, от которого уже так и не смог избавиться — затем хриплый голос произнес:

— Мира, открой дверь! Кажется, Алеша приехал!

Алексей услышал шаркающие шаги, затем послышался негромкий женский голос.

— Это вы, Лешенька? — спросила она, по привычке не отворяя дверь сразу.

— Я, Мира Абрамовна! — ответил Захаров.

Дверь отворилась, и на пороге, приветливо улыбаясь, появилась маленькая сухонькая старушка:

— Ой, как же давно вы у нас не появлялись! Мы же, просто-таки, совсем соскучились! Заходите, я вас сейчас угощу чаем и булочками. Вы знаете, Иосиф совсем не хочет кушать мои булочки! Говорит, купи лучше в магазине печенье! А зачем, я вас спрашиваю, покупать в магазине печенье, если я сама могу испечь свежие булочки? Вот вы, Алеша, любите свежие булочки?

Захаров с улыбкой слушал соскучившуюся по общению Миру Абрамовну, рассеянно кивая ей в ответ головой:

— Конечно, конечно… Извините, ради бога, но я сейчас очень спешу! Я, собственно, только на минутку. Мне вечером уже нужно возвращаться домой, в Москву…

— Как, вы уже уезжаете? — удивился Иосиф Моисеевич, — И даже не переночуете?

— Тогда булочки я вам заверну с собой! Скушаете в поезде с чаем! — вмешалась в разговор Мира Абрамовна.

Следующим утром он сошел с поезда на Ленинградском вокзале в Москве, сел в метро, доехал до станции „Кропоткинская“, поднялся наверх и, невдалеке от входа в бассейн „Москва“, оставил „маячок“ на газетном киоске. Это означало, что он ожидает С.А. на конспиративной квартире в ближайший вторник после 21 ч. Поскольку ближайший вторник наступал уже завтра, на то, чтобы привести в порядок себя, а заодно и остававшуюся более года без присмотра квартиру, у него был всего день…»

* * *

В аэровокзал они поехали вместе и до начала регистрации еще с полчаса бродили по когда-то просторному и светлому зданию, разглядывая еще не ставшие привычными, заполненные дешевым импортным ширпотребом многочисленные ларьки и киоски.

— Сыр! — неожиданно сказал Леонид.

— Что? — не понял Захаров, — Какой сыр?

— Сыр, говорю, бесплатный! — с горькой усмешкой ответил Быков, показывая на ларьки, — Как тогда, двадцать лет назад… Вот оно, всё здесь — и свобода, и демократия! Знаешь, чем я сейчас занят? Продукты вожу, «гу-ма-ни-тарные»! Как в какую-нибудь Нигерию или Сомали! Как считаешь, стоило за это?…