По любви - [79]

Шрифт
Интервал

Разбираться в этой ерунде не было времени. И он уверенным шагом двигался дальше, к цели. Зараз приближался зеленеющей дубравой на холме. Очутившись в тени старинных дубов, вдыхая терпкий запах листвы, он спустился вниз, к первой из трёх площадок. Одна, ближайшая к реке, тянулась вдоль безлесого берега, возвышаясь сразу, метра через два от него, ровным плато. Вторая, чуть выше, шла лесной грядой с оврагами вдоль реки на протяжении всего этого места. Третья, верхняя площадка, находилась в самой дубраве. Исследовав эти площадки, сфотографировав всё необходимое, он уже собрался было уходить, как вдруг на округлом холмике, возвышающемся над второй площадкой, увидел человека.

Девушку. Она стояла на изогнутом стволе рухнувшего дерева с поднятыми вверх руками, держала верёвку, привязанную к суку над головой. Петля верёвки была у неё на шее.

До дурного дела оставались мгновения. Он уже видел её зажмуренные глаза, уже тянул руки к тонким ножкам в рваных по моде джинсах, когда она сошла с бревна в овраг и повисла на веревке, запрокинув голову набок. В ту же секунду он подбежал к ней сбоку, приподнял за ноги и крикнул:

– Быстро! Верёвку! Скорее!!!

Она открыла глаза и с невероятным испугом стала лихорадочно растягивать верёвку на шее. И, отцепившись наконец от своей удавки, соскользнула к нему в руки.

Очередное чрезвычайное происшествие было налицо.

Посадил её на большой плоский камень. Сел на корточки напротив, глядя в испуганное и виноватое лицо.

– Ты что, дура?! Чего делаешь?!

Она закрыла лицо руками и заплакала.

– Вот так. Поплачь… Вот дурёха…

Он не знал, что делать. Надо было спешить в редакцию. А тут это происшествие несчастное. И ревёт. И ещё что-нибудь с собой сделает, если сейчас уйдёшь.

Посидели немного. Она перестала плакать. Но руки от лица не отнимала.

Он поднялся и достал из сумки минеральную воду.

– На. Попей. Умойся. Нельзя же так.

Она судорожно выхватила бутылку, сделала несколько мелких глотков и с ладони умылась.

– Спасибо.

А когда протянула ему воду назад, он увидел поразившее его своей красотой лицо. Эта русская невинная красота была доброй, ясной, душевной, которую замечаешь сразу, со всей глубиной этого таинственного очарования.

– Отвернитесь, пожалуйста… Мне неловко.

– Ишь ты. Отвернитесь. Только что вешалась. А теперь неловко.

Он отвернулся. И улыбнулся.

Ещё немного посидели.

– Давай-ка пойдём отсюда. Нечего здесь больше делать. Ты из деревни?

– Да.

– Из местных или приезжая?

– Из Москвы.

– Давай я тебя провожу до дома. А там уже… Ты сама смотри…

Она согласно покачала головой. Они прошли между поваленными деревьями вдоль второй площадки Зараза. Назаров шёл впереди.

Вдруг ему стало нехорошо. Закружилась голова. То ли от жары. То ли от пережитых эмоций. И он присел на траву, пытаясь отдышаться. Расстегнул ветровку. Потянулся за водой.

– Вы чего? Вам плохо?

Его спутница присела рядом. Смотрела на него с искренним удивлением и испугом.

Он сделал несколько глотков на вкус слишком солёной минералки и откинулся на спину.

– Плохо. Голова…

И потерял сознание. Спутница сидела рядом и никуда не отходила. Так продолжалось несколько минут. Она не знала, что делать.

По макушкам деревьев пронёсся лёгкий ветер. Солнце спряталось за набежавшие серо-зелёные тучи. Сверкнули где-то яркими неоновыми отблесками молнии. Зашумел по деревьям в Заразе дождь. Крупные холодные капли падали на лицо Алексея, прокрадывались за шиворот спутнице.

И вот раскрылось пространство.

Звёздное небо. Не поддающаяся осознанию скорость. Их перемещали в какой-то колеблющейся сфере, похожей на прозрачную каплю дождя. Она сидела с Алексеем, держа его за руку, и с любопытством озиралась по сторонам. Прошло какое-то время.

Назаров открыл глаза и увидел на тонкой и сухой травинке карабкающуюся вверх божью коровку. На кончике травинки дрожала капля росы. Ему припомнилась вдруг толстовская капля, способная не только отразить в себе целый мир, но и вместить его. За этой каплей он увидел испуганное лицо своей юной спутницы.

– Что со мной? Где мы?

– Не знаю. Нас куда-то перенесло. Я думала, у меня глюк. Мы летим. Ты как лежал, так и лежишь. Я держу тебя за руку. Небо. Звёзды. Прозрачная голубая планета. И это поле.

Он приподнялся и посмотрел вверх. Светало. Медленно исчезали в небе самые яркие звезды.

– Слушай, а ведь это не наше небо. Ты изучала астрономию? Это, наверное, не Земля.

– Я по небу не ориентируюсь. Мне страшно. Я летела с тобой в космосе с ужасающей быстротой. Даже не знаю сколько…

– А чего ж не убежала сразу? Там, в Заразе, когда был без сознания?

– Жалко… Лежишь… Чуть дышишь… Можно я к тебе поближе сяду?

– Садись.

Она села к нему под правую руку. Он обнял её за плечо.

– Как тебя зовут?

– Алексей. А тебя?

– Вася. Василиса.

– Ну, вот и познакомились.

Они сидели в поле. На влажной от утренней росы траве. И смотрели, как над планетой восходит огромное оранжево-красное светило. Алексей понимал, что с ними произошло что-то необычное, непонятное и таинственное. Что надо держать себя в руках, потому что Василисе страшно. Он предполагал, что такое случилось с ними не просто так.

Из-за горизонта всё больше и больше выкатывалось огромное, больше земного, солнце. Оно грело их лица, здоровалось, разгоняя по низинкам туманы и остатки ночной мглы. Они сидели, прижавшись друг к другу, на небольшом округлом холме, покрытом луговыми цветами и нежной зелёной травой. Внизу перед глазами открывался многоцветный луг, за которым виднелся широкий простор голубого бесконечного моря. Небо было ясным. Солнце стало припекать. Они поднялись.


Рекомендуем почитать
Начало хороших времен

Читателя, знакомого с прозой Ильи Крупника начала 60-х годов — времени его дебюта, — ждет немалое удивление, столь разительно несхожа его прежняя жестко реалистическая манера с нынешней. Но хотя мир сегодняшнего И. Крупника можно назвать странным, ирреальным, фантастическим, он все равно остается миром современным, узнаваемым, пронизанным болью за человека, любовью и уважением к его духовному существованию, к творческому началу в будничной жизни самых обыкновенных людей.


Нетландия. Куда уходит детство

Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.


Вниз по Шоссейной

Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.


Блабериды

Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.


Офисные крысы

Популярный глянцевый журнал, о работе в котором мечтают многие американские журналисты. Ну а у сотрудников этого престижного издания профессиональная жизнь складывается нелегко: интриги, дрязги, обиды, рухнувшие надежды… Главный герой романа Захарий Пост, стараясь заполучить выгодное место, доходит до того, что замышляет убийство, а затем доводит до самоубийства своего лучшего друга.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!