По дороге к высокой башне - [66]

— Вот что, — громко сказал старик, — на собрании тебе нечего делать. Походи по лагерю, воздухом подыши.

Я кивнул.

— Хорошо.

Неожиданно воин притянул меня к себе и тихо сказал, — по сторонам смотри. Булин не единственный кто хотел до тебя добраться.

Я затравленно огляделся. В лагере было полно народа и любой из стоящих поблизости воинов мог желать мне смерти. Невозможно было по внешнему виду отличить друга от врага. Некоторые ощутив на себе мой взгляд улыбались и кивали в ответ, но были и те, кто отводил глаза в сторону.

— Пойдешь с ним, — видя мое замешательство сказал Ругон своему оруженосцу, — головой за него отвечаешь.

— Хорошо, господин, — ответил парень.

У меня сразу отлегло от сердца. С такой охраной можно было ничего не бояться. Судя по тому, что молодой слуга сумел выжить в битве он был не дурак подраться. К тому же в отличие от большинства дворовых вооружен он был очень серьезно. Ругон не жалел денег на снаряжение своих людей, поэтому на оруженосце был надет кожаный панцирь, укрепленный на плечах железными пластинами, а на поясе у молодца висел длинный кинжал, который своими размерами больше походил на настоящий меч.

Ругон был прав — на военном совете делать мне было нечего. К тому же собрание могло затянуться до вечера, а слушать споры о том, как лучше разгромить врага мне не хотелось. Да и что тут думать? Мост уцелел, степняки сидят на другом берегу — хватай меч и вперед!

Сначала мы чуть не заблудились, бродя среди палаток и шалашей. Оруженосец Ругона молча шел сзади и внимательно поглядывал по сторонам, а я спрашивал дорогу, чтобы поскорее найти путь к реке. Мне не терпелось взглянуть на Паус.

С большим трудом нам наконец удалось выбраться на главную улицу. Широкий проход специально оставленный в центре лагеря для перемещения войск сейчас больше напоминал городской базар. Обогатившиеся за время войны маркитанты расставили на нем свои палатки и теперь бойко торговали едой и вином. В ожидании сражения благородные дворяне накачивались выпивкой и тискали продажных девок, которые нисколько не смущаясь отдавались клиентам прямо позади покосившихся прилавков. Чтобы не видеть всего этого безобразия я постарался как можно скорее выбраться за ворота.

С другой стороны частокола дышалось легче. Холодный осенний ветерок принес с собой запахи воды и леса. Спускаться к реке я не собирался, поэтому мы пошли по дороге прочь от лагеря. Я вертел головой в разные стороны и не мог узнать эти места. Возле моста вместо сгоревших сторожевых башен появились новые укрепления. Сколоченные наспех из кривых бревен выглядели они не очень солидно, но как оказалось засевшие в них арбалетчики спокойно могли простреливать раскинувшуюся напротив площадь и ближайшие к мосту улицы. Кочевников на другом берегу видно не было — может быть прятались или ушли, только изредка среди домов можно было заметить мелькнувший яркий халат или услышать беспокойное ржание коротконогой степной лошадки.

Очень скоро я выбился из сил и запросился обратно, все-таки мы с Ругоном утром прошли изрядное расстояние. Казалось оруженосец был только рад поскорее вернуться под защиту частокола и сторожевых постов. По дороге я купил у маркитанта две лепешки. Одну съел сам тут же у прилавка запивая водой из фляги, а второй угостил слугу. У палатки Гамона народа поубавилось. Видимо военный совет закончился. Ругона нигде не было видно, поэтому я нашел свободное место у костра, присел, пригрелся и задремал. Через какое-то время меня разбудил оруженосец Ругона.

— Пойдем, — сказал он, — нам выделили место для ночлега.

Я не заставил просить себя дважды. Плечо опять разболелось, поэтому мне хотелось поскорее выпить вина и лечь спать.

13

За ужином Ругон рассказал мне, что король приказал больше не медлить и напасть на город этой ночью. Войну надо было заканчивать, как можно скорее. Казна пустела, а впереди страну ждала долгая зима. За последнее время мои иллюзии относительно королевской особы развеялись, как дым. Его величество оказался человеком грубым, недалеким и тщеславным. Победу в великой битве он сразу приписал себе, хотя, судя по разговорам в лагере идею с огненным вихрем подсказал Гамон. Король Дидон не был трусом и в бою покрыл себя неувядающей славой. Он храбро бился и поэтому упрекнуть его было не в чем, но сразу после боя он устроил отвратительную оргию, после которой его обнаружили спящем в чужом шатре в одном исподнем. Пока верховный главнокомандующий предавался разврату и пьянству, его верные слуги делали тоже самое. В ставке судьи-воина в открытую поговаривали о том, что если бы король не напивался каждый день до полного бесчувствия, то в армии было бы больше дисциплины.

Весь день работая без отдыха слуги и захребетники сколачивали плоты для переправы. Огромной армии нужно было как можно скорее перебраться на другой берег, а одного моста и нескольких рыбачьих лодок для этого было мало. Даже вечером, когда стемнело над лагерем стоял несмолкаемый стук топоров и визг пил. Вражеский берег притих в ожидании атаки. Степняки не могли не понять, что в лагере затевается недоброе и похоже готовились к бою. В этот раз никто не собирался ставить молодых воинов в задние ряды. Все грузились вместе, а выбирая плоты старались оказаться рядом с друзьями и родственниками.