Я изо всех сил старался не уснуть, но под утро так измучился, что сам не заметил, как задремал. Когда я открыл глаза уже рассвело. Тагон тоже пришел в себя. Он лежал неподвижно на подстилке из хвойных лап и смотрел в серое небо. Ночью он метался в бреду, поэтому часть одежды и ветки, которыми я его укрывал разлетелись в разные стороны. Выглядел он плохо — лицо белое, словно у мертвеца, веки воспалены, под глазами черные круги.
Я быстро вскочил, подбежал к раненому, собрал раскиданную одежду и опять его укутал.
— Сколько я провалялся без памяти? — спросил воин.
Голос был хриплый словно не человек говорил, а ворон каркал.
— День и ночь, господин.
— Хочется есть, — пожаловался он, — в сумке у меня ничего нет?
— Нет, господин.
— Что ты за слуга такой, — проворчал воин, — костер не разжег, поесть не приготовил.
— Нельзя костер разводить, — попытался оправдаться я, — степняки могут учуять дым.
— Да и не велика беда, — сказал он, — лучше в бою погибнуть, чем от голода помереть.
Тагон ругал меня напрасно. Я думаю, что он все прекрасно понимал и просто брюзжал, как старый дед, собираясь с силами перед дальней дорогой. Воин знал, что оставаться так близко от моста слишком опасно. Рано или поздно кочевники пойдут в лес за водой или дровами. Блуждая по кустам они в любой момент могут наткнуться на нас.
Сначала Тагон думал, что сможет идти сам, но очень скоро ему пришлось отказаться от этой затеи. Нести его на спине я тоже не мог, все-таки вчера мне прилично досталось и после боя ломило все тело. Пришлось сделать волокушу из ремней и двух тонких жердин. Я кое как уложил на нее маленького воина и зашагал по лесу. Когда я оступался на мокрой траве или спотыкался о поваленные стволы деревьев Тагон начинал жалобно стонать и ругаться сквозь стиснутые зубы. Он поносил по чем зря богов и своего нового нерадивого слугу.
Скоро березовая роща осталась позади. Мы миновали небольшой участок леса, заросший высокими стройными осинами и углубились в густой ельник. Старые деревья были так велики, что закрывали своими широкими лапами небо и солнечные лучи не могли пробиться сквозь них. Под ногами лежала черная земля, на которой не росли ни кусты, ни трава. Если бы во время короткой остановки я не разыскал среди елок неприметную тропинку, то вряд ли мы бы смогли уйти далеко в этом странном лесу.
В этот раз место для стоянки выбрал Тагон.
— Останемся здесь, — взмолился он.
Я опустил волокушу на землю и склонился над ним. Похоже воин испытывал такую сильную боль, что просто не мог двигаться дальше. Глаза у Тагона слезились, губы дрожали, его бил озноб. Я оставил воина на тропе и пошел осмотреться. Нужно было спешить. Не думаю, что стежку по которой мы шли проложили жители Пауса. Широкий снизу проход сужался кверху, на уровне груди ветки почти соприкасались, поэтому мне приходилось при ходьбе закрывать лицо руками, чтобы уберечь глаза от еловых иголок. Скорее всего удобную тропинку в глубину леса протоптали какие-нибудь звери, может быть кабаны, поэтому я торопился — страшно было оставлять раненого в таком месте. Пробираясь через лес, я начал забирать вправо, мне показалось, что в той стороне деревья растут не так густо. Между елок мелькнул просвет, и я выбрался на широкую поляну с торчащим посередине огромным словно дом валуном. Из-под камня бил холодный ключ, а вокруг круглого озерца разрослись молодые рябины. Я вернулся, подхватил волокушу и перетащил раненого на новое место.
Конечно я не врачеватель, но даже мне стало понятно, что здесь мы задержимся надолго. Тагону было плохо. Посередине поляны я разжег большой костер. Мы далеко отошли от дороги, и теперь можно было не бояться, что кочевники смогут учуять дым. Я достал из сумки котелок, удар копья оставил на нем большую вмятину, налил в него воду и поставил на огонь. От усталости и голода сводило внутренности и двоилось в глазах.
Вчерашние грибы я выбросил. Незачем было таскать их с собой, тем более, что в лесу они росли на каждом шагу и по пути мне удалось набрать свежих. Большинство оказалось червивыми, но хороших хватило для супа.
Утомленный переходом Тагон сразу заснул. Я нарубил саблей тонких жердей, прислонил их под углом к валуну, а сверху накидал еловых лап. Получилось что-то вроде шалаша. Укрытие выглядело неказистым, но я очень надеялся на то, что на какое-то время оно сможет защитить нас от непогоды.
Когда ты занят делом время летит незаметно. Пока я обустраивал наш временный лагерь сварился суп. Я достал из сумки единственную уцелевшую ложку и решил накормить раненого.
— Гадость какая, — ворчал Тагон, брезгливо рассматривая коричневую жижу и разваренные грибы, — еще и не соленая.
— Нужно поесть, господин.
— Ты меня отравить хочешь, — ворчал раненый, — пошел бы лучше поохотился, мясо какое-нибудь добыл.
— Я не умею охотиться, господин.
Это было правдой. Как всякий деревенский мальчишка я мог построить шалаш и насобирать грибов, но выследить и поймать животное было выше моих сил. Около нашей деревни в глубине долины не было настоящих лесов. Их вырубили почти полностью, и оставшиеся без дома звери ушли далеко в горы. Наверно поэтому среди моей родни отродясь не было охотников. Конечно собирая хворост в небольших перелесках мы с братьями часто видели белок, мышей и кротов, но разве это настоящая дичь? Я слышал, что местные жители ставили силки и ловили диких птиц, но меня не успели научить управляться с подобной снастью.
