По дороге к Храму - [7]

– Куда же ты так разбежалась? Чуть с ног не сшибла.

– На свиданку. Куда ж мне ещё, молодой да красивой?

– С кем это?

– Вот… вышло с тобой. – Она заглянула ему в глаза, и сердце бешено забилось, нагоняя на щёки розовый румянец.

– Ты лучше ко мне завтра приходи. Часиков этак в пять… День рождения у меня. Посидим, отметим.

– Ой! А, что же я-то забыла?! – Ошарашенная такой радостью, растерялась Иришка и, даже покрутила пуговицу на его пиджаке, проверяя, не сон ли это. Её глаза засветились детской радостью. Она взяла его под руку, надеясь пройтись с ним вот так вдоль всей улицы, чтобы напустить туману в головы сплетниц, но он освободился от неё и, закурив, тускло улыбнулся:

– Мне ещё к ребятам…

Ириша только на мгновение сдвинула бровки и снова залилась румянцем, глядя на его широкую спину. И, всё-таки, он к ней не равнодушен! Иначе бы не пригласил. Уж теперь она постарается! Очень постарается вернуть его! Ей выпал шанс. Хоть один из тысячи, но он был!

Забросив всякие дела, она немедленно начала готовиться к завтрашнему вечеру.

Субботний день выдался особенно душным. С полудня по всему горизонту ползали устрашающие тяжёлые тучи, но поселок оставался сухим вплоть до вечера. Часам к пяти потянуло прохладой и в грозовых раскатах слышалось серьезное намерение.

В доме Терёхиных тихо играла музыка. За накрытый стол никто не садился – ждали гостей. Первой ласточкой на их порог вспорхнула Ириша. Смущённо улыбаясь, она поздоровалась с каждым из родителей персонально, за руку, чем завоевала их расположение к себе. За тем подошла к Андрею, нервно катавшему в ладонях хлебный шарик, и протянула ему маленькую коробочку:

– Это тебе… С Днём рождения! – Она поцеловала его в щёку и опустила накрашенные ресницы. От неё исходил приятный запах женских духов. Андрей раскрыл коробочку и на красном бархате увидел сияющие «Командирские».

– Батя, глянь! – Наигранно весело воскликнул Андрей. – Как у тебя…

– А-ну покажи. Вот именно «как». Таких, какие у меня, давно не выпускают.

Нина Ивановна усадила гостью за стол. Ириша бросила скорый взгляд на Андрея и, как ей показалось, мысли его были далеки не только от часов, но и от всего прочего. Наступило гнетущее молчание. Мать, уже в который раз, протирая полотенцем и без того сверкающую посуду, попробовала его нарушить:

– Душно как. Андрюша, распахни-ка окошко.

Тот незамедлительно выполнил материнскую просьбу.

– Где же все остальные?.. Дождик, вон уже, начинается. – Едва скрывая нервозность, сказал Андрей и пошёл в комнату поменять замолчавшую кассету.

К остальным относились Антонина и Григорий. Собственно, и старался-то Андрей для соперника, приглашая миловидную Иришку. Ее же отношение к нему ничуть не трогало, нужно было вернуть Антонину, а там хоть трава не расти!..

Грозовые раскаты становились всё сильнее и сопровождались яркими вспышками молний. По лопухам, что росли вдоль забора, уже громко барабанил дождь. Григорий, в промокшей насквозь рубашке, появился в дверях неожиданно. Его возбужденный, горестный вид заставил всех подняться со своих мест.

– У Тони мама померла. – Сказал он. – Извините…

И, развернувшись прямо на пороге, сиюминутно удалился, не оставив виновнику торжества не капли надежды на возвращение упущенного счастья.

Терёхин старший прошёл в залу и выключил музыку. И, снова наступила гнетущая тишина. Нина Ивановна обмочила слезами полотенце, что держала, не выпуская из натруженных рук. Едва сдерживая слёзы, растерянно теребила концы платяного пояска Иришка, не знавшая, как в таких случаях надо себя вести. Андрей шагнул, было за Григорием, но в последний момент передумал и присел прямо на порог, нервно катая в ладонях хлебный шарик.

– Ну, что тут поделаешь? – после длительного молчания сказал отец, присаживаясь к столу. – Хоть вперемешку с горечью, но рождение отметить надобно. Так что ли, мать?

– Так, так. Присаживайтесь к столу. Греха в этом нет никакого. Мы же не родня им.

– Действительно. – Сказал чуть слышно Андрей и глазами указал единственной гостье место за столом. Затем, он взял бутылку с красным вином, небрежно раскрыл её, протолкнув пробку пальцем внутрь, и налил два полных хрустальных фужера. Отцу наполнил стопку водкой из графина. Нина Ивановна была совершенной трезвенницей, и потому в её фужере рубином отражался клюквенный морс. Андрей встал, подмигнул Иришке, громко произнёс:

– За тех, кто на борту! Кто за бортом без нас напьётся…

Он, не дожидаясь, пока выпьют остальные, налил себе ещё и снова осушил фужер. Отец на него с любопытством глянул, но промолчал. Мать осуждающе покачала головой. Гостья чуть отпила и поставила фужер на стол.

– Вкусное вино. – Промолвила Иришка, стараясь вести себя, как можно скромнее.

– Вино вкусное, а выпила не всё. – Сказал Андрей, намереваясь наливать снова.

Иришка послушно подняла фужер и осушила его, но теперь вино уже не казалось таким вкусным. Она даже немного поморщилась, почувствовав, как последний глоток сводит скулы. Через мгновение, фужеры снова были полны.

Дождь беспрестанно хлестал по лопухам, по листьям одиноко стоявшей посреди огорода березы и лязгал по накопившейся в бочке воде. Под влиянием спиртного отступили мысли о смерти, напомнившей, что все не вечны, и разрумянившаяся столовская булочка, теперь словно мощным магнитом притягивала Андрея к себе. Он догадался включить медленную музыку, и молодая пара, прильнув друг к другу вплотную, долго топталась в полумраке залы, оставив родителей за перегородкой, у стола вести их жизненно важные разговоры. От её волос исходил такой же дурманящий аромат, что и от волос Антонины, потому Андрей не мог выпустить из рук это милое, нежное создание. И, хотя заиграла более быстрая мелодия, они продолжали топтаться в том же медленном темпе. Когда, она уставшая, наступила ему на ногу и, засмеявшись, запрокинула назад голову, в ожидании неизбежного поцелуя, он осторожно прикоснулся к её пухленьким губам своими, почувствовав возбуждающий сладковатый привкус. Уже не стесняясь, Андрей ещё плотнее прижался к Иришке и начал жадно целовать, издавая громкие чмокающие звуки…