По делу обвиняется... - [28]

— Откуда такая убежденность? — поинтересовался Туйчиев.

— Просто никто, кроме нас с мамой, не знал ни о существовании этих облигаций, ни, тем более, где они находятся. Да и сундук, как я уже говорил, закрывается на замок, — привел Леня последний и решающий довод.

— Замок-то замок, но ключ же лежал на виду. Вспомните, Леня, может быть, в это время кто-то посещал вас и хоть ненадолго оставался в квартире?

— Нет, не было такого, — ответил Леня и неожиданно замолк. «Алишер!.. Он еще тогда в сундуке белье постельное брал и на бабушкину сумку обратил внимание, — внезапно обожгла его мысль, но он тотчас отогнал ее. — Чушь! Глупость!»

— Вспомнили? — спросил с надеждой Туйчиев, по-своему расценив паузу.

— Нет, — ответил Леня.

Туйчиев продолжал задавать вопросы, пытаясь нащупать хоть какую-нибудь ниточку, ведущую к облигациям, но тщетно. Исчезновение облигаций пока было такой же тайной, как и случившееся в парке. Оставалось надеяться и ждать.

Арслан понимал, что предъявление облигаций, на которые выпал выигрыш, может произойти в любом населенном пункте и вовсе не обязательно в их городе. Недаром это ценные бумаги на предъявителя. Кто их предъявит, тот и получит выигрыш. Если они все же похищены, хоть и неясно как, то вряд ли похититель рискнет получать по ним выигрыш здесь, в городе...

Все должно было решиться в ближайшие дни, если только похититель не воспользуется правом получить выигрыш, когда все успокоится. Но хорошо ли ориентированы работники сберкасс? Проявят ли они необходимую бдительность и выдержку? Все эти вопросы не давали покоя Арслану.

Николай не связывал воедино эти эпизоды и решил, как он заявил, заняться делом. Будучи убежденным в причастности Юдиной к избиению Фастовой, Николай считал необходимым в первую очередь выяснить мотив.

— Надо проследить весь жизненный путь Юдиной и Фастовой, — твердил он.

— Хватит для выяснения двух жизней одной твоей? — спрашивал не без иронии Арслан. — Срок расследования, установленный законом, кстати, гораздо короче.

— Все равно, пока альтернативы нет, — упрямствовал Соснин.

Пожалуй, впервые за многие годы совместной работы так разошлись они во мнении. Каждый из них понимал известную шаткость собственной позиции, но не мог найти убедительные доводы своей правоты. Линия Соснина, правда, представлялась более предпочтительной, ибо предполагала активные действия. Арслан же решил ждать: если что-то и решится, то в самое ближайшее время.

С нарастающим нетерпением ждал Туйчиев звонка из управления сберкасс. И все равно, когда ему, наконец, позвонили и сообщили, что в сберкассе, которая расположена у цирка, предъявлена облигация с выигрышем в пятьсот рублей, он не сразу поверил в удачу. Каково же было его удивление, когда получателем выигрыша оказалась не кто иная, как Нестеренко. Воистину в этом деле все переплелось фантастически!

...Нестеренко сидела на самом краю стула, сжав в руках носовой платок, и ежеминутно бросала на Туйчиева испуганные взгляды.

— Скажите, Любовь Степановна, откуда у вас облигация, по которой вы получили выигрыш?

Узнав, что речь пойдет о выигрыше, Нестеренко несколько успокоилась, глубже села на стул, еще раз вытерла вспотевшие руки и положила платок в сумку.

— Простите, я не совсем поняла вас. Облигации трехпроцентного займа, как вам известно, покупают в сберкассе, что я и сделала. — В голосе ее скользили недоумение и обида.

— Порядок приобретения мне известен, — улыбнулся Арслан, — неизвестно лишь, как была приобретена вами именно эта облигация. — Он сделал паузу. — Облигация, принадлежащая вашей знакомой Фастовой Марии Никифоровне.

Услышав фамилию Фастовой, Нестеренко вздрогнула, вынула из сумки платок и стала вытирать моментально вспотевшие от волнения руки.

— Не знаю я Фастову, не знаю, — забормотала она, — ведь говорила, не знаю...

— Тем более непонятно, как попала ее облигация к вам, — усмехнулся Арслан и спросил: — Кстати, а где остальные облигации?

— Какие остальные?

— Фастовой, разумеется.

— Нет у меня никаких облигаций Фастовой, — энергично запротестовала Нестеренко. — Это мои, собственные... — всхлипнула она.

— На какую сумму? — спокойно спросил Туйчиев.

— Восемьсот двадцать, теперь восемьсот десять, — продолжая всхлипывать, уточнила она, кивнув на лежащую перед Арсланом десятирублевую облигацию, по которой она получила выигрыш.

На квартире у Нестеренко действительно оказалось облигаций на восемьсот десять рублей — тридцать штук двадцатирублевого достоинства и двадцать одна десятирублевого. Туйчиев сверил номера: десятирублевые облигации принадлежали Фастовой. «Но почему двадцать одна, а где же еще четыре? — думал Арслан. — Ведь было у Фастовой двадцать пять облигаций. Странно, нет и той облигации, на которую выпал двадцатирублевый выигрыш».

— Любовь Степановна, — обратился к Нестеренко Туйчиев, — еще четырех облигаций не хватает. Десятирублевых, — пояснил он.

— Вот все мои облигации, — Нестеренко протянула к ним руку, — по одной покупала, мои они, — она опять стала всхлипывать. — Не знаю, что вы от меня хотите, не знаю...

Рассказывая обо всем Соснину, Арслан сокрушался:

— Кто бы мог предположить, что все обернется новой загадкой? Когда узнал, что выигравшую облигацию предъявила Нестеренко, решил: всё, вышли на финишную прямую. Не тут-то было.