По чужим правилам игры. Одиссея российского врача в Америке - [55]

Во вторник я собиралась на поликлинический прием. Запищал пейджер. Ага, кто-то обо мне вспомнил! В последнее время этого почти не случалось.

– На вас не оформлены документы! – звенел в трубке девичий голос. – Вы не утверждены на прохождение эндокринологии! Вы не можете продолжать занятия! Вы должны немедленно покинуть больницу!

– Что же я могу сделать?

– Я не знаю, что вы можете сделать, я знаю, что вы не можете больше находится в больнице!

– Я поняла. Но я могу как-нибудь исправить ситуацию? Заполнить формы? Написать заявление?

– Вы не имеете права больше находится в больнице!

– О’кей.

Дорого мне обошлась та куриная ножка! Видимо, я грызла её с совершенно вызывающим наслаждением. Сегодня вторник. Кроме сегодняшнего, у меня остался один прием больных – в пятницу. Это, по-видимому, отпадает. Бог с ним. В следующий вторник уже приходит МАТЧ, предварительный результат: да – нет. Мне бы прожить здесь еще неделю. А комнату занимать я, вероятно, уже не имею права.

Я помчалась к Чизхолму. Налетела на Шварцмана.

– Ты здесь? Чем ты все это время занималась?

– Эндокринологией.

– Мы с женой едем в Италию и в Израиль. Мне было бы интересно узнать, что с тобой будет.

– Хорошо, доктор Шварцман, – я дам вам знать.

Я порывалась бежать. Ему, видите ли, любопытно. Мне бы его проблемы.

– Может ты оставишь сообщение моей секретарше?

– Хорошо-хорошо, все сделаю.

Чизхолм был в поликлинике. Разумеется, ему уже позвонили.

– Видете ли, у нас уже несколько лет не было экстернов. Я напишу все нужные бумаги сегодня же. Когда все будет готово, пожалуйста, приходите и работайте с нами.

– В прошлый раз это оформление заняло дней десять.

– А что вы планируете делать через десять дней?

– Не знаю. Я жду МАТЧа. Потом надо будет что-то решать.

– На следующей неделе меня здесь не будет. Но потом, если будет нужна моя помощь, моя рука – я к вашим услугам.

Что могла сделать его рука после МАТЧа? Она была нужна, когда они распределяли места в своем списке. Не зная, что с него взять, я попросила рекомендательное письмо. На всякий случай.

– Считайте, что оно уже написано.

Теперь обратно к себе. Подумать. Черт бы их подрал. Я больше не могу находится в больнице! В больнице может находится кто угодно. С улицы зайди и находись. Если заведующего устраивает, что я присутствую в поликлинике, кого это вообще касается? Тем более, что все мои бумаги только что через них проходили, и в кардиологию меня утверждали, и все заведомо в порядке. Хорошо, что я в последний месяц почти не показывалась в больнице, они бы обнаружили меня гораздо раньше. И знают же, что я иностранка, деться мне некуда. Ладно, это лирика. Комната!

Как они меня нашли? Мы разговаривали по телефону, но телефон не звонил, они воспользовались номером пейджера. Где они его взяли? Его знает секретарша Тейлора – наиболее вероятный путь. Официально через отдел охраны – менее вероятно, но тоже не исключено. Нет. Номер я им давала сама, когда ждала утверждения в декабре.

Знают ли они, что я живу в больнице? О комнате договаривались не они, а секретарша Смита. Кажется она при них упомянала, что собирается это сделать.

Помнят или нет? Если помнят, то позвонить в отдел, ведающий общежитием, им ничего не стоит.

Я позвонила секретарше Смита.

– Приходи через полчаса, шеф будет на месте.

Вышла в коридор. В дверях соседней комнаты стояли упакованные чемоданы. Сосед плакал.

– Что случилось?

Его выгнали из программы. И теперь выселяют из общежития.

– Как это произошло?

У него не сложились отношения с девочками из отдела резидентуры. Эти девочки – он употребил другое слово – терпеть не могу, когда кто-то обходится без них. Они настаивают, чтобы все, кто стажируется в больнице, переходили из отделения в отделение по их расписанию. Многие делают не так. Подходят к заведующему отделением и спрашивают, можно ли прийти в следующем месяце. Если там уже записано много людей, он отказывает. Если мало – соглашается. И всем хорошо. Надо только уведомить отдел резидентуры, чтобы они фиксировали эти перемещения. Но девочек это не устраивает. У них жажда власти. Им хочется командовать врачами. Ведь девочки – это секретарши, пять долларов в час. А врачи – элита. Как же упустить возможность.

– Так что ты все-таки сделал?

Он несколько раз переходил с цикла на цикл, а их только ставил в известность. Но на прошлой неделе он ездил к родителям в другой штат и не договорился вовремя. Сегодня он приехал и пришел к очередному заведующему. Его тут же нашли. Вызвали сотрудников охраны. Конвоировали в отдел резидентуры. Велели освободить комнату к пяти часам вечера. И позвонили его ректору.

– Я просил хоть два дня, они не разрешили. В пять сюда придут из безопасности проверять, съехал я или нет. Никогда не думал, что в нашей стране такое возможно. Я из Лос-Анжелоса, у меня здесь никого нет. Мне некуда деться самому, некуда деть вещи. Можно я часть пока оставлю у тебя?

– Я не уверена, что меня не выселят одновременно с тобой…

Теперь мы плакали вдвоем. Идти в таком виде к Смиту было нельзя. Но не ходить тоже было нельзя, он мог уехать с работы. Пошла. Сосед смотрел вслед с надеждой: