По чуть-чуть… - [13]

Японцы были не одни. С ними был гид. Тучный египтянин в чёрных

очках, в чёрном костюме, в чёрных лакированных ботинках и белых носках. Лицо его было таким же, как ботинки. Зубы, как носки. Почему он стал гидом, не известно. Он не должен был быть гидом.

Вероятно, он сделал что-то очень нехорошее, и Боги прокляли его, одели во все чёрное и заставили в эту жару стоять тут на пирамиде до конца дней. При этом они отняли у него способность внятно изъясняться. Что он говорил, было не ясно не только тем, с кем он говорил, но, должно быть, и ему самому. Он одновременно сопел, кряхтел, кашлял и чихал. Он задыхался и всё время брызгал себе в рот из баллончика. Он заикался, он пришепётывал и плевался так, что брызги летели во все стороны. При этом он потел ещё больше, чем я. Но японцы его понимали. Они стояли и слушали те звуки, которые вылетали из его рта, и им было интересно. Они крутили головами налево-направо туда, куда он им показывал жирным пальцем, кивали и улыбались. Как они понимали, что он говорит, было полной загадкой. Только потом я понял, что все они были глухи, как валенок. В ушах у каждого торчали клипсы наушников, но из-за жары, батарейки, наверное, давно сели, и они вообще не слышали ничего. Им было плевать на то, что он орал. Они, видимо, искали, где купить батарейки для наушников.

Меж тем он проорал, что быть тут и не подняться наверх пирамиды – непозволительная глупость и позор на весь род каждого до седьмого колена и что такая возможность даётся каждому лишь раз в жизни. Так, по крайней мере, я его понял, потому что он несколько раз потыкал рукой в сторону вершины, постучал себя по лбу и подпрыгнул. Японцы поняли его в том смысле, что именно там можно купить батарейки, и дружно полезли вверх. Было похоже на нападение японской саранчи на египетскую деревню. Они карабкались с таким упорством, как будто там, на верху их уже ждали посланники небес, чтобы унести в рай, поскольку их земное время уже вышло. Они хотели вознестись именно здесь, поскольку в Японии таких высоких сооружений не было, а на ихней Фудзияме, вероятно, была страшная толчея и очередь из желающих встретиться лицом к лицу со Всевышним.

Рядом с ними по каменным плитам ползли еще какие-то люди. Их было много. Такой массовый заполз самоубийц на пирамиду. Откуда они взялись, я понятия не имею, но карабкались все: мужчины, женщины, дети... И все они, даже как-то радостно, обливаясь потом, упрямо поднимались всё выше и выше, подгоняя отстающих, и приветствуя тех, кто спускался. Гид оказался прав – не подняться на вершину, было, вероятно, настоящим позором.

Стадное – чувство страшная вещь. Я не собирался этого делать. Я хотел пить, я хотел в автобус к Арсению и хотел домой к жене и детям. Причём, всё одновременно. Но я полез вместе с ними. Я не знаю, как это случилось. Может, я уже спал, может, я потерял сознание, но я полез. Я очнулся на втором блоке и решил, что с меня хватит. И я уже решил вернуться и быть лучше проклятым до седьмого колена, но тут какой-то немец, заорал с вершины, что тот, кто долезет первым, получит бутылку холодного пива! Это был точно немец – он был в кожаных шортах на помочах, высоких гетрах и зеленой панамке с пёрышком. И у него был здоровенный живот, и он действительно держал в руке бутылку пива. Правда, то, что он орал, ко мне не имело никакого отношения. Он кричал своим, которые были уже на полпути к его башмакам.

Что сказать. Я был наверху через минуту. Так мне казалось. Пива, естественно не было. Пока я долез, уже все кто был наверху, попрыгали вниз – японцы, немцы, венгры, чехи, габонцы, американцы, евреи... Нет, евреи не спрыгнули вниз. Их вообще тут не было. Они не лазили сюда, как все. Евреи стояли внизу, пили пиво и ждали, когда спустятся остальные, чтобы узнать – ну что, надо вам это было? Евреи были мудры, как Арсений. К списку моих смертельных врагов, кроме погонщика, верблюда, автобуса с кондиционером и Арсения, прибавились ещё немец в шортах и евреи.

Я стоял на вершине один, а пирамид передо мной было три: Джосера, Хадора, он же Хефрен, и Хуфу. Я их видел отсюда. Вон они. И по всем, как муравьи ползали туристы. Собственно, кроме как стоять и смотреть на эти памятники старины, больше смотреть было не на кого. Японцы, поняв, что следующий уступ будет для них последним, попрыгали вниз, как пинг-понговые шарики, сели в автобус и уехали вместе с гидом. Немцы тоже. Остальные по очереди исчезали в проёме пирамиды. Я остался один на высоте ста тридцати семи метров. Я кричал, но меня никто не слышал. Я видел, как меня начали фотографировать снизу туристы. Я напоминал отца Фёдора на скалистых вершинах Кавказа из книжки Ильфа и Петрова, правда без колбасы и царицы Тамары.

Вновь прибывающие, поддавшись соблазну, карабкались по уступам, долезали до вершины, фотографировались со мной и весело спускались вниз. А я всё стоял и стоял, не решаясь следовать за ними. А помочь мне никому из них даже в голову не приходило. Я жутко жалел, что слез с верблюда. Там, по крайней мере, было ниже и не было таких высоких «ступенек».