По чуть-чуть… - [15]
Я поставил мальчика на песок, повернулся и дал дёру.
Правда, недалеко. Не из-за жары, не из-за усталости и не из-за возраста, нет. Меня арестовали. Два полицейских в форме крепко взяли меня за руки, приподняли, пронесли шагов пять и поставили в очередь. Я пытался объяснить, что ребёнка я вернул, что это вообще не мой ребёнок и мама не моя, и что это ошибка, меня, при каждой попытки вырваться, заталкивали обратно в очередь. Я не мог понять ничего. Что это за люди передо мной? Где я? Как отсюда выбраться? И что это за очередь такая посреди Египта?! Главное дело, паспорт в гостинице, и кто тут подтвердит, что я – это я? Только Арсений, но он в автобусе! А евреи уже исчезли, как не было. Меж тем, очередь медленно двигалась. И каждый раз, когда я пытался смыться, меня спокойно, но крепко ставили обратно на место.
Я ничего не понимал. Видимо, началась депортация иностранцев. Сначала, как всегда, выселяли евреев. Потом, вероятно, выселят всех нас. Последним, разумеется, выселят Арсения вместе с автобусом.
Мы шаг за шагом продвигались в неведомое. Меж тем, какие-то группы людей проводили мимо нас и они, минуя очередь, исчезали где-то вдали. Самое поразительное, что я по привычке начал возмущаться, дескать, что это мы тут стоим на жаре, а эти прут без очереди? Что, в самом деле, за безобразие, я буду жаловаться! Я понятия не имел, где я, зачем мы здесь стоим, но мне было обидно – почему они, почему не я?! Полицейский жестом показывал, что так положено – все стоят, и вы стойте. А те, которые без очереди, значит так надо! И он растопыривал пальцы, убеждая меня, что ещё недолго, ну, минут десять, ну максимум, двадцать.
Как раз в это время мимо меня проводили еще одну группу. Впереди шёл гид с флажком. Гид повернулся ко мне и сказал: «Что вы тут стоите, идёмте с нами!». Он взял меня за руку, вынул из очереди и я пошёл с ними. Лучше бы я этого не делал.
Как оказалась, очередь была во внутрь пирамиды. Это было небольшое узенькое отверстие, высотой примерно метр шестьдесят. Люди нескончаемым потоком подходили к этому проёму один за другим, наклонялись вперёд и исчезали в темноте. Навстречу им, уже изнутри, так же согнувшись, выходили те, кто там уже побывал. Сильно напоминало посещение Мавзолея Ленина на «7 ноября».
Нас поставили прямо перед проходом. Схема была такая. Чтобы попасть внутрь, нужно было согнуться, вставить голову в задницу впереди идущему и протиснуться в этот проём, чувствуя, как в твою задницу уже уперлась голова, идущего сзади. Внутри жара была такая же, как и снаружи, но при этом ещё темно и душно до одури.
Мне было крайне неловко перед тем, в чью филейную часть я воткнулся, но я не мог сказать ему: «Простите, я нечаянно!», потому что ни поднять головы из низкого свода, ни обойти его, чтобы сказать ему это в лицо, я не мог, а извиняться перед незнакомой задницей, было как-то дико. Тем более тот, кто торчал в моей, тоже, ничего не говорил. Так мы и шли. Где-то далеко впереди шел гид с фонариком. Но ни его, ни фонарика никто не видел. Об этом можно было только догадываться, потому что мимо, но уже в обратном направлении, за ними, задевая нас плечами, шли счастливчики, которые уже удостоились аудиенции у фараона. Они двигались в темноте, в той же позе, что и мы, и всё это страшно походило на конвейерную сборку сиамских близнецов, сросшихся «голова-жопа, голова-жопа, голова-жопа»...
Минут через пятнадцать, стали затекать ноги. Я дышал, как насос, уже не мечтая о глотке воды, я мечтал о противогазе. Через двадцать минут стала отваливаться спина. Через полчаса, мне стало казаться, что я так и прожил всю жизнь в чьей-то заднице, а кто-то в моей. Меня уже мало интересовало, куда именно мы в результате попадём, мне было жутко интересно, кто это передо мной: мужчина или женщина. С тем, кто торчал у меня сзади, я готов был даже дружить семьями. Он не напирал, не бодался и не вертел головой. Он шёл спокойно, намертво прикрывая мне тыл, и с этой стороны я, по крайней мере, чувствовал себя уверенно. Я понятия не имею, почему нельзя было расширить этот проход, чтобы люди шли нормально, а не в этой унизительно согбенной позе. Вряд ли Хеопс возражал бы против такой реконструкции. Вероятно, он это задумал специально для людей с нетрадиционной ориентацией, к которой относился и сам, о чём говорила и форма пирамиды с острым концом наверху. Это было единственное объяснение, хотя то, что фараон был «голубозадым» в корне меняло моё представление о великой цивилизации.
С другой стороны, может быть в Египте вообще было принято ходить так друг за другом, чтобы не расставаться. Это, конечно, не очень удобно, но чёрт его знает. Может, так проще охотиться на крокодилов. Может, так сподручнее воевать, потому что враг не знает, где у вас в войске начало, а где конец и не понимает – это вы что, наступаете или уже сдаётесь. И напасть на вас из засады сзади, тоже совершенно невозможно, поскольку зада у вас вроде и нет, там же голова. А может быть, это такой культовый танец египетских жрецов в период засухи и мора. А может, вообще было такое мифологическое животное в древнем мире – «головозад», которое вымерло от голода, поскольку пища, попав к нему один раз при рождении, дальше беспрерывно двигалась внутри от головы до зада и обратно. Не знаю.
Представьте, что вы поменялись телами с другим человеком – и не просто незнакомым прохожим, а с самим Леонидом Якубовичем! А теперь попробуйте выполнить невыполнимую миссию: остаться незамеченным. Куда бы вы ни пошли, толпа зевак будет радостно набрасываться на вас с криками «Это ж Аркадьич!», пытаться покрутить усы на счастье, поцеловать, сфотографироваться и затащить в гости, ведь «наша мама – ваша фанатка». Быть Леонидом Якубовичем в нашей стране – непростое дело, ведь такая народная любовь и популярность не всегда могут сыграть вам на руку.
Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.
В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.