Пляж на Эльтигене - [23]

«Боже мой! — с грустью подумала Поленька. — Как быстро течет время. В феврале мне исполнилось девятнадцать, а сейчас уже октябрь».

Рыжий обнял ее за плечи, осторожно, ненавязчиво, она даже с удивлением подумала, как он ловок и нежен, этот толстяк. И все же высвободилась. Рыжий смирился, взял ее за локоть. Она позволила и в этот самый момент решила больше ничего не допускать и разделаться с ним как можно скорее. Победив соблазн, почувствовала облегчение. Поленька не знала, как бы она поступила, окажись на месте рыжего чернобровый, по-мальчишески румяный лейтенант. Но что толку в этих красивых и румяных? Они скучны. Ее всегда тянуло к чему-нибудь грубому, некрасивому. Да разве Павлик красив? А Саша Гурьянов? В нем было все, не было только красоты и аккуратности. А страстность, с которой оглядывал ее румяный лейтенант, была неприятна. Она вспомнила Митьку Почивалова из Павликовой деревни. Волчий, исполненный силы взгляд. Это было по ней. Но как все оказалось далеко.

— Сойти с ума, — сказал молчавший до этого рыжий. — В феврале я планировал свой отпуск и думал в это время находиться у Черного моря. А сейчас на Черном море падают бомбы, и нас судьба несет неизвестно куда.

— В феврале? — переспросила Поленька, вспомнив про свой день рождения.

Рыжий, сбитый с толку нелепым вопросом, замолчал. Но так как молчала женщина, шедшая рядом с ним, он снова заговорил, уже о трудностях, потому что в его кругу принято было говорить о трудностях. Иначе у людей неосведомленных могло возникнуть впечатление, что в лихую годину народного горя артисты поют и веселятся.

— На прошлой неделе группа наших попала под артобстрел, — сказал он. — И все погибли.

— Да? — механически ответила Поленька. Рыжий почувствовал происшедшую в ней перемену. Вот где она ощутила его опытность. И тут же, остановившись за пять домов от своего, стала прощаться.

Артист сказал:

— Хотелось бы вас навестить. Мы здесь два дня… А потом буду ждать вас в Москве.

— Зачем? — сказала Поленька, смеясь, возражая и в то же время всем своим видом показывая, что ей приятно это предложение, что она сама немножко жалеет о его невозможности, но в то же время если он будет настаивать, то почему бы нет…

Артист замолчал, опять сбитый с толку, а Поленька, видя, что он не настаивает, добавила:

— Я ведь замужем.

Изумление, отразившееся на толстом лице артиста, было заметно даже в темноте.

— Не может быть! — воскликнул он. — Разыгрываете! Лично я берусь провести вас в театр по детскому билету.

— Театр! — вздохнула она, понимая, что он уже ни на чем не настаивает, а лишь состязается в остроумии сам с собой.

Ветер сыпал водяной пылью, и дышалось легко. Из-за темноты нельзя было увидеть аэростаты. С укрепившейся за войну привычкой применяться к обстановке Поленька сразу определила, что налетов не будет и ночь предстоит спокойная. Чувствовалось, что облака мчатся низко, почти задевая сосны и крыши.

— Тихо как, — сказала Поленька. — Что там наши лейтенанты убежали?

— Может, они вообще убежали? — сказал рыжий.

Шутка показалась Поленьке оскорбительной, оттого что касалась не только ушедших лейтенантов, но чего-то очень сокровенного и важного, на чем держалась вся ее жизнь, вернее, представление о жизни. Она с решительностью высвободила руку из руки артиста и молча пошла рядом.

— В самом деле тихо, — примирительно сказал он.

— Постойте! — сказала Поленька.

Она первая услышала со стороны Каменки непонятный гул. Он был неровным, с перерывами. Не переставая улыбаться, Поленька поддерживала разговор с артистом, прислушиваясь в то же время к непонятному далекому гулу, потому что опять-таки война научила тревожиться по поводу непонятного шума. Поленька поглядывала на артиста, стараясь заглушить тревогу, не думать о ней. Рядом был взрослый человек, они шли по улице, которая была привычна с детства, хоть и разворочена войной. Вдруг она заметила то, что искала подсознательно. И, осознав, испугалась. В поселке не осталось войск. Тогда она сказала, с трудом владея собой:

— Постойте!.. Слышите?

Рыжий встревожился.

— Что это такое? — пробормотал он. — Ничего нет…

«Неужели?!»

Сказал это рыжий? Или она только выкрикнула и, схватив артиста за руку, потянула за собой, приговаривая: «Сейчас… сейчас…»

В парке за школой, где стояли батареи, осталась пустая развороченная земля. Ни слова не говоря, Поленька потащила рыжего в другое место, которое знала наверняка.

— Вот, — сказала Поленька, внезапно остановившись. Она хотела сказать «вот нас бросили и ушли». Но сказала только «вот», на другие слова не хватило сил.

В березовом колке, который вклинивался между магазином и монастырем, где виднелись раньше огоньки, дымила кухня, слышался говор, сейчас было пусто. Поленька до боли в глазах вглядывалась в темноту, ощущая себя одинокой и беззащитной в этом огромном пространстве. Рыжий был не в счет. Войска ушли. Снялись тихо и незаметно. Когда? А гул, который явственно слышался со стороны Каменки и нарастал, явно не мог принадлежать тем, ушедшим войскам. Каменка была южнее.

Одинокие силуэты старух, застывших на улице, на ступеньках домов, Поленька увидела не сразу, на одну чуть не натолкнулась.