Пляж на Эльтигене - [22]

Поленька почему-то была убеждена, что сидевшая напротив артистка будет непременно хохотать, пожимать плечами и показывать манеры. Но артистка сидела грустная, бледная, куталась в платок и зябла, уткнув остренький носик в плечо. «Что же она умеет?» — вопрошала Поленька недоверчиво.

Артист попался жутко рыжий. Вначале показался старым и вроде бы много пережившим человеком, а вблизи был молодой, с пушистыми рыжими ресницами, крупным носом и плотно сжатыми губами. Скорее боксер, чем артист. Поленька представляла себе артистов совсем другими. Рыжий пил водку наравне с лейтенантами. Но те не хмелели, только румянец у одного становился гуще. Другой, долговязый, как будто нарзаном баловался. А рыжий на глазах веселел. Поленька то и дело замечала его летучий, устремленный к ней взгляд.

Завели пластинку, но никто не танцевал. Под конец рыжий артист вызвался изобразить сцену. Он представлял, как подвыпивший папаша возвращается домой и не может найти ключ. А чтобы не терять достоинства, спрашивает через дверь у сына уроки. Тут-то Поленька поняла, что артист он настоящий, без подмесу, необычный, талантливый. Поленьку никто бы под ружьем не заставил изображать что-нибудь. Один раз в самодеятельности ей поручили роль пионервожатой. Она ходила на негнущихся ногах, говорила деревянным голосом и чувствовала себя круглой идиоткой. Ей все казалось стыдным и неловким. А этот рыжий, ничуть не смущаясь, прижался головой к двери и переговаривался с воображаемым сыном, стараясь упереться неверными, подгибающимися ногами в землю, спрашивал про задачи, про географию. Кричал:

— А где Африка?

И это было по-настоящему смешно. Лейтенанты просто лежали на столах. Зинка хохотала, вытирая слезы. И артистка тоже смеялась, глядя на рыжего с добрым женским выражением. И видно было, что ей не просто смешно, а она больше всех понимает, что это по-настоящему талантливо.

А за домом была ночь, висели аэростаты и стояли врытые в землю зенитки. Была война. Девчонки смеялись, хотя окна были зашторены непроницаемой для света бумагой от бомбежек. Смеялись лейтенанты, которым предстоял бой. Может, первый, может, последний. Не смеялся только артист. Но он сейчас был главным событием. Поленька понимала, что завтра все изменится, на улице он, скорее всего, станет беспомощным, обыкновенным человеком, а главными будут эти молчаливые лейтенанты. Но сейчас время как будто сместилось.

«Нет, мы победим, мы точно победим, — думала Поленька, следя смеющимися глазами за артистом. — Если мы можем смеяться сейчас, значит, мы победим… Мы победим! Если бы не могли, не смеялись бы сейчас. Нет, остановим!.. — продолжала она свой лихорадочный монолог. — Остановим и победим! Мы остановим вас… остановим и победим!..»

— Радио включено? А вдруг тревога? — спросила артисточка. Спросила тихо, обращаясь к Зине, но все услышали.

— Как приказано, — ответила Зина так же тихо, но это опять все услышали. — Круглые сутки включено.

— Нас раньше вызовут, — улыбнувшись, сказал румяный лейтенант, глядя на Поленьку и обращаясь главным образом к ней, хотя она никаких вопросов не задавала. — Так что будьте спокойны.

В это время в дверь постучали. Неразговорчивый долговязый лейтенант поднялся, как раскрученная пружина. Поленька подивилась: сколько силы было в одном этом движении. Вернувшись, долговязый позвал товарища.

— Тревога?! — спросила Ленка, побледнев.

— Это для нас, — коротко обронил долговязый.

Румяный чернобровый лейтенант бросил на Поленьку отчаянный взгляд, который означал, что, если бы не служба, он свернул бы для нее целые горы и сожалеет, что нету гор, а есть война.

Ни улыбкой, ни единым движением Поленька не отозвалась на этот призывный взгляд. Лейтенант ей надоел порядком, больше импонировало спокойное внимание долговязого. Она каким-то чутьем угадывала, что за страстным призывом ничего не кроется. «Будь здоров, — подумала она, бросив на румяного лейтенанта безмятежный взгляд, потому что ничего другого не оставалось. — Ступай и успокойся. Все равно ничего не выйдет».

Худенькая артисточка осталась ночевать у Зины. А рыжий вызвался проводить молодых женщин. Ленка поторопилась уйти, так как чувствовала, что артист пошел ради Поленьки. Но все равно получилось не очень ловко. Впрочем, рыжий не обратил на это внимания и стал уже одной Поленьке рассказывать о знаменитом актере, с которым, как выяснилось, был дружен и даже посылал его за пивом. А Поленька шла и думала, что вот наконец идет рядом с ней мужчина, это могло бы случиться и раньше, бессчетное количество раз, но она запрещала себе, а сегодня вышло само собой. «Да что в нем? — говорила себе Поленька. — Толстые щеки, нос картошкой, маленькие глаза, сверлящие, как два бурава». Но она чувствовала, что сверлящий этот взгляд был взглядом мужчины, лицо, несмотря на рыхлость, имело твердое выражение, — словом, неизвестно почему ее тянуло к этому человеку, в котором она не могла найти ничего красивого. Она думала: теперь может позволить с ним все или не позволить ничего. И если она позволит, то рыжий обязательно расскажет об этом худенькой черноглазой спутнице, а если не ей, то уж непременно своим друзьям. И будет смаковать и рассуждать, как Поленька была неумела или, напротив, сколь опытна в свои девятнадцать лет.