Плотогоны - [2]

Шрифт
Интервал

Но она ведь еще со времен учебы на курсах помнит, как решаются такие задачи, даже в конспекте есть подобный алгоритм — там все просто и понятно. Почему же так трудно разобраться в рабочем, конкретном задании? Что она упустила, чего не поняла, не приняла во внимание?..

Упругим порывом налетел ветер, принес запахи трухлявого дерева и еще чего-то неприятного, напоминающего застарелую гарь от разобранной печи. Это тянуло от соседнего дома, стоящего в глубине двора. Его уже начали сносить, сквозь пустые темные проемы окон и дверей видны были оборванные обои, они также шевелились на ветру. И этот двор, и этот довоенный двухэтажный дом доживают последние дни. Сейчас тут грязно, неприглядно, по двору раскидан битый кирпич со следами побелки, ветер кружит какие-то бумаги, серую пыль от сносимого дома, сухой осиновый лист, и только там, куда падает сейчас тень от осины, на вымощенной площадке посреди двора, трепещут светлые пятна солнца.

Интересно, останется ли эта осина, когда вместо состарившихся, вросших в землю двухэтажных домишек тут начнется большое строительство? Пусть бы оставили… Вон сколько тени дает это высокое старое дерево, как широко раскинуло оно шатер листвы.

Антонина ласково погладила гладкую кору осины и направилась в контору — в небольшую, собственно, комнату с потемневшими, облупленными стенами, которую им выделили на время, до поры, когда переедут в новое помещение. Говорят, переезжать собираются вскоре после Нового года. Хоть бы уж поскорей…

В узеньком коридоре она приостановилась у потрескавшегося зеркала, висевшего над водопроводным краном и раковиной. Зачем здесь это зеркало и эта раковина, точно сказать никто бы не смог. Остались, как видно, еще с тех времен, когда тут были многокомнатные квартиры-скворечники по пять-шесть семей в одной.

Антонина поправила прическу — темную крутую волну надо лбом, подобрала волосы и с боков — те, что выбились из-под заколок. Молодое, чуть усталое лицо, смотревшее на нее из зеркала, понравилось ей. Нужно было бы только слегка подкрасить губы, но помада осталась в сумочке. А так все как будто в порядке. Подведенные синей тушью серые с зеленоватым отливом глаза, чуть припухлые губы — нижняя словно бы капризно изгибается, отчего над подбородком образовывается небольшая, однако глубокая складка — она подчеркивает, оттеняет аккуратную, закругленную линию подбородка. Вообще-то лицо у нее еще по-девичьи нежное и чистое. Вот только нос излишне вздернут — как говорится, картошкой. Но нельзя сказать, чтоб и он портил общее впечатление. «Так что, — успокоила себя Антонина, — можешь смело делать заявку лет на двадцать пять. Те же пять, что остаются разницей между твоими истинными годами, придержи про запас — авось когда-нибудь пригодятся. Только в работе, которую подкинули тебе сейчас, пригодятся, кажется, очень скоро. Вон уже сегодня какой усталый вид… Так что вскоре будешь выглядеть и на все тридцать, если вообще не на тридцать пять…»

В глубине коридора кто-то кашлянул. В полумраке вспыхнул огонек сигареты. Антонина вгляделась и увидела желтую, крест-накрест зашнурованную рубашку.

— Это вы? — узнала она парня, которого привела инспектор отдела кадров. — Ну, пошли поговорим.

Когда он сел на стул перед ее столом, Антонина стала задавать обычные в таких случаях вопросы:

— Как вас зовут? Образование? Где работали?

Парень вскинул вверх голову, будто старался что-то вспомнить, потом нерешительно, неуверенно проговорил:

— Зовут, кажется, Сергей Васильевич. Фамилия как будто Тимченко… Да, да, так и есть: Сергей Васильевич Тимченко. Образование — неполное высшее. Плюс курсы программистов при заводе вычислительных машин. По специальности не работал.

И улыбнулся — просто, бесхитростно, словно просил не обращать внимания на его дурашливость. Антонина едва сдерживалась, чтоб не сказать что-то неприятное этому, бог весть откуда появившемуся шуту… Но только спросила:

— Бывают припадки склероза? Или же недавно поменяли имя — не успели запомнить?

«Глаза у него все же наглые, — подумала она при этом, — наглые и какие-то слишком уж спокойные. Да и почему он такой худой? Скулы вон обтянуты кожей, будто пергаментом. И кто принял его на работу, даже не сообщив предварительно руководителю группы, не посоветовавшись со мной? И почему именно я должна говорить с ним? Есть же начальник отдела, скоро должен вернуться…»

Но снова спросила:

— Говорите, что у вас неоконченное высшее образование… Где учились и когда?

Парень вытянул длинные ноги, так что они уперлись в соседний стол. Модные, на толстой платформе туфли…

— Видите ли, — начал он со спокойной уверенностью фокусника, знающего наперед, какое впечатление произведет его фокус, — занесло в ветеринарный институт… Потом привлекла философия… Поступил, однако тут же выгнали. Совершил аморальный поступок — напился в общежитии. Не то что напился — видите ли, я вообще-то не пью, — но так уж случилось…

Антонина заметила, что все в комнате оторвались от своих дел и смотрели на парня как на какое-то диво — кто откровенно посмеиваясь, кто с недоумением и тревогой: что еще может выкинуть этот волосатик?


Рекомендуем почитать
Маунг Джо будет жить

Советские специалисты приехали в Бирму для того, чтобы научить местных жителей работать на современной технике. Один из приезжих — Владимир — обучает двух учеников (Аунга Тина и Маунга Джо) трудиться на экскаваторе. Рассказ опубликован в журнале «Вокруг света», № 4 за 1961 год.


У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.