Плотницкая готика - [66]
— Чёртова дверь стоит нараспашку Лиз, ты знала?
— Ах да только что приносили продукты и я…
— Стоит тут нараспашку, он вошёл с темноты, навалившись на дверь плечом протащить и сбросить сумку на пол, кучу бумаг на кухонный стол в поисках стакана. — Были звонки?
— Да, звонил…
— Слушай пока я не забыл, если позвонит Макфардл из офиса Тикелла то погоди, погоди может я его ещё застану который час… Он поднял взгляд от бутылки, с силой опущенной к краю стакана, — чёртовы часы Лиз ты всё ещё не выставила чёртовы часы? вверх, куда она посмотрела и где часы как раз нашли на момент, когда она вышла мокрой из ванной, дребезжала наружу ящиками вынимать то да, сё, шифон с рисунком которого она не видела со времён этого вязаного свитера из — была почта? Он тяжело опустился на стул там за столом, — Лиз?
— Что?
— Только что спросил была ли треклятая почта, спрашиваю была почта были звонки даже не знаем который час, вот… он обернулся уничтожить зудящий в затылок ноктюрн номер пять до мажор Гайдна поворотом ручки, который принёс вести надежды всем страждущим от геморроя, — узнать чёртово время… и поставил стакан, но удержался за него, крепко, из-за внезапной дрожи в руке.
— Почта она, да она прямо здесь немного перепуталась со вчерашней но, и тебе звонили да, как ты ожидал от мистера Слот, от, Пол что случилось! Весь рукав он, что случилось! Он снова на ногах, свободно прижимая бутылку через край опустевшего стакана, с силой отставил бутылку стянуть пиджак — и рука! твоя рука погоди, дай я…
— Не надо! не надо помогать нет просто, просто сниму эту чёртову штуку… спиной к ней поднимая куртку с плеч, расставаясь с рассечённым от запястья до локтя рукавом — я что одет как пугало на Хэллоуин ты даже не заметила когда я…
— Но рубашка тоже в крови это, что…
— Выкидной нож. Он поднял стакан и медленно опустошил. — Только кожу порезал но моему хорошему костюму крышка. Меня ограбили Лиз, среди бела дня после молитвенного завтрака повсюду люди а меня ограбили, вот тебе и всё.
— Нет но это был…
— Черномазый конечно это был черномазый! Вылитый мой, видел по глазам когда он подошёл, видел по чёртовым жёлтым глазам раньше чем увидел нож.
— Но она, не хочешь её промыть или, или лёд? приложить лёд…
Он снова сел на стул, неотрывно таращась на стакан, сунул тот к ней — да вот сюда, давай лёд. Думаю он поджидал меня… Он потянулся задрать складки пиджака, — пытался добраться до этого думаю он поджидал меня.
Она положила лёд в стакан, когда он достал простой конверт, большим пальцем пролистнув в нем банкноты. — Но что, откуда…
— Книга Лиз, книга? Вышел из здания я же говорил что встречаюсь с издателем насчёт аванса за книгу? Не можешь меня поддержать не веришь можешь хотя бы послушать?
— Но это, Пол это все сотенные и, и наличные всё наличные?
— Я просил наличными! Он снова взял стакан, позвенел льдом. — Вышел там из здания ты мне не поверила да, подумала я просто хочу впечатлить твоего чёртового братца где он, пытался зажать двадцать долларов за стодолларовый чек где он, почему не ссыт тут нам на пол.
— Ты, ты будешь немного погодя ужин а то я…
— Всё что ты ответила о чём, думаешь не могу написать книгу так что спрашиваешь о чём… Он выкопал сигареты из кармана пиджака и закурил — хочешь знать о чём я тебе скажу название, «История Уэйна Фикерта» вот о чём. Набросаю и привлеку того автора ту Дорис Чин, которая из газеты, которая писала о нем статью в газете привлеку для полировки перед тем как договориться про экранизацию, уже речь об экранизации чтобы привлечь его мать сыграть мать. Билли Фикерт настоящая мать пацана, запустим всё пошлем её в актерскую студию надо только найти пацана чтобы сыграть пацана, это большой проект. Большой проект Лиз, надо начинать работать сегодня же вот что это такое… он махнул на кипу бумаги, брошенную на стол при входе, растряс лёд в стакане, пока это не сподвигнуло потянуться к бутылке. — Думаю он поджидал меня.
— Хочешь воды?
— Видел по глазам, увидел выражение раньше чем понял что будет дальше.
— Я купила телятину и думала я, думала мы можем попробовать телятину.
— Налей сюда воды? Всё запустить пока они, поменьше! Пока его не порвали на кусочки, за него крепко взялись Лиз.
Она поставила перед ним стакан. — Если это случилось среди бела дня то не удивляюсь что полиция…
— Какая полиция, говорю не о чёртовой полиции говорю о федеральной власти, о тех кто проник в верхние эшелоны федеральной власти вплоть до уровня округов они его топят, вот… метнув на бумагу пепел взмахом руки — видишь всё здесь, продолжение рекламной кампании его большого крестового похода который мы начали на западном побережье люди хорошенько пригляделись по телевизору к Билли Фикерт после клиники похудания ей уже поступило несколько предложений, договоримся об экранизации ей в контракте пропишут ещё десять уже поступило предложение от кого-то из области Залива не совсем наш жанр, вот она… он поднял страницу, — Лиз?
— Ну! она довольно, по-моему тебе от неё приходило письмо.
— Что? Где.
— Где-то здесь, ты не пропустишь. Оно карандашом.
— Где. Спросил же есть ли почта когда вошёл где, тут только чёртов «Склад В & G»… рвётся бумага. — Ты посмотри. Выслали нам чек Лиз ты посмотри… вытряхнул его из конверта, — тысяча двести шестнадцать долларов восемьдесят центов ты посмотри, как только тебе не нужны вещи тут и проверяют свою бухгалтерию шлют тысячу двести шестнадцать долларов и какой ещё к дьяволу доктор Юнт.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.