Плотницкая готика - [64]
— Потому что обидеть ты хочешь не Пола, а меня правда же. Меня, правда же.
— Блин типа погоди Биббс, в смысле что…
— В смысле как ты говорил здесь в последний раз о Поле и папе, что я всегда нахожу кого-то хуже себя всегда кого-то, всегда кого-то ничтожного это всё что я…
— Блин типа погоди Биббс, в смысле погоди! Я же не это, я имею в виду у тебя как будто где-то спрятана настоящая тайная личность к которой ты никого не хочешь подпускать, даже не хочешь чтобы о ней знали ты типа боишься что если появится кто-то лучше тебя то он тебя типа уничтожит так что защищаешься с помощью ничтожеств только их и подпускаешь потому что они даже не знают об этой личности. В смысле они думают что получили всё но типа даже не подозревают что у тебя всегда будет над ними превосходство потому что в смысле это твоя сила Биббс, типа так ты всегда выживаешь потому что если появится тот кто реально лучше тебя он тебя уничтожит вот и возишься с этими реальными дебилами раз они в своей сраной жизни ни за что не заподозрят кто ты реально такая, типа как позволяешь Полу тебя бить чтоб он думал будто ты ему принадлежишь, в смысле тот синяк у тебя на плече? это тоже я выдумал? В смысле ты знаешь что он сраное ничтожество потому что вышла замуж за то же самое от чего хотела сбежать, то же…
— Ну может и так! Потому что я, потому что я иногда почти не отличаю тебя от Пола, вы говорите одинаково вы говорите в точности одинаково единственная разница он говорит твой чёртов братец а ты говоришь сраный Пол но это то же самое, если закрою глаза одного от другого не отличу может поэтому я за него и вышла! Если думаешь что я всегда возилась только с глупцами, если ищу только ничтожеств то может поэтому!
— Ох Биббс… Он поднял руку ко рту словно чтобы прикрыть губы, укусить ноготь, внезапно вскинул глаза с выражением, тут же развернувшим её к двери на кухню позади.
— Ох я, простите, простите не хотел перебивать, просто пиджак… они следили за тем, как он спешил к пиджаку, скомканному со вчерашнего вечера на кресле — просто хотел забрать пиджак, почти закончил буду всего через минуту…
Ей показалось, это тень быстро метнулась по комнате туда и обратно, оставив её уставиться на то, как пальцы сплетались, выворачивались, хрустели костяшками. — Лучше бы ты это не говорила, Бибб… и он на неё не смотрел, — лучше бы я тебя не вынуждал тебя это сказать… его голос опустошился, как глаза, прикованные к полу где-то между ними, когда она встала обойти без звука двойной диванчик и прошла через кухню, где-то по пути удушив звук, и в дверях так давно скованная утрата сомкнулась на всём, чего, как она теперь знала, там не будет.
— Скоро буду… Он поднялся от тугого узла на мешке, — только завяжу и…
— Что ты делаешь!
— Просто завязываю чтобы…
— Его не будет, Пола не будет не будет ещё несколько часов не будет до ужина тебе необязательно уходить, у нас ещё полдня что ты делаешь.
— Мне всё равно надо уезжать, у него там есть машина и…
— Пусть он тогда и уезжает, тебе же необязательно только потому что уезжает он правда же? Можешь остаться со мной по крайней мере до…
— Нет-нет-нет, всё хорошо, я…
— Ничего хорошего! Здесь нет ничего хорошего нет не надо гладить, нет! Стоило ему войти как ты сразу взгляни сюда Билли, дай так скажу Билли а на меня смотришь будто никогда, в смысле что всё это значит!
Стоя с одной рукой в пиджаке, он медленно его натягивал. — Кое-что подвернулось, сказал он. — Пара дел которые надо уладить в городе… Он расправил плечи, застегнул пуговицу — Элизабет, слушай…
— Не хочу слушать… Она уже обернулась к двери — если едешь то просто, езжай.
И в кухню у неё за спиной, — а и миссис Бут? Я оставлю дверь открытой, здесь столько мешков с мусором к вам же приходит мадам Сократ?
— Она, да, да она…
— Тогда она их и вынесет. И не давайте ей жаловаться, некоторые тяжёлые, эти журнальные стопки она любит жаловаться, вы уже наслушались?
— Ваш пылесос. Она говорит он foutu.
— Знаете что мне пришлось её учить им пользоваться? пылесосом? он бодро прошёл за неё в гостиную развернуть комок дождевика, натянуть. — Пришёл а она таскает его по комнате неподключенным тыкает в углы, просто делала то же что наверняка видела по телевизору у глупеньких блондинок в роли домохозяйки прямо как мальчишка кого я взял с собой на реку Аваш, в жизни не видел лопаты, не знал как пользоваться. Не глупый нет, нет просто невежество он научился пользоваться проклятой лопатой, вот в чём разница. Ты готов? Он поправил протёртые рукава — стоп, те книги которые я тебе только что дал?
— Блин а что я с ними сейчас буду делать, в смысле…
— Что значит что будешь делать. Прочитаешь! И они двинулись бочком от его вспышки обратно на кухню, там попались в пределах досягаемости, когда встретились их глаза и её руки вскинулись во внезапных тесных объятьях, Билли, Билли, едва слышно в защищающих её крепко руках, когда он снова позвал с кухни, — Миссис Бут? Тут на столе лежала бумажка, много начёрканных стрелок и крестиков?
— Она где-то там… она оторвалась назад, — но зачем вам понадобилась…
— Нет-нет-нет, просто телефонный номер а вот она, я записал на ней телефонный номер… Когда она подошла к двери, он уже оторвал полоску длиной в палец к востоку от Эстре, — Здесь ведь ничего важного?
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.