Плотницкая готика - [18]

— Пол?

Он снова взял телефон. — Что?.. Слушайте я только что сказал, здесь нет никакой Ирен вы ошиблись чёртовым номером! Он тяжело опустился рядом.

— Может быть это его жена, наверняка это его…

— Чья жена.

— Мистера Маккэндлесса, может, это она Ирен Ма…

— Долго ей придётся ждать.

— Ой я хотела рассказать… она приподнялась на локте, — этим утр…

— Недонесение о госизмене, может схлопотать двадцать лет.

— Пол?

— Хотел тебе рассказать я этим утром беседовал с Гриссомом, мою апелляцию назначили на понедельник… Его рука легла ей под плечи, — если добьёмся чтобы весь мой чёртов чек от министерства по делам ветеранов перестал каждый месяц уходить на алименты то наконец увидим просвет.

— Пол как думаешь можно, нельзя ли мне уехать на несколько дней?

Его рука сомкнулась на её груди. — Куда.

— Просто, куда мне…

— Слишком много всего навалилось Лиз, сама знаешь… рука медленно ощупывала грудь, — как только всё запустим сможем отдохнуть где-нибудь недельку.

— Нет я хотела сказать, я хотела сказать я одна.

— Но, но что ты хочешь сказать одна, слушай столько всего навалилось ты должна быть здесь. Только сдвинем с мёртвой точки дело Уде и завтра должно быть три-четыре звонка, тебе придётся сидеть на телефоне… Он привлёк её обратно, привлёк её взгляд от лиловатого шрама между рёбрами и промежностью плоским падением ног в сторону экрана, где разливалось мягкое сияние, ложась на нижние ступеньки дубовой лестницы, исходя из парадной столовой, где распахнутые резные створки позволяли увидеть весёлое пламя в камине, отражающееся и от его мрамора, и от медного набора кочерёг, бросающее тёплые блики на сиреневые гардины и на отполированную мебель, перекрытые набухающим ростом у него в руке. — Ты звонила тому врачу Лиз? насчёт того посещения для заявки о страховом случае? Его рука опустилась разгладить её колени в стороны, надвинулась его нога. — Лиз?

— Да я, я позвоню завтра…

— Слушай позвони обязательно, съезди на этот осмотр чтобы я подал свой сопутствующий иск… Его пальцы сжимались, разъединялись, суетились, занятые методичным обыском, и тут её колено отодвинулось, — получим пенсию по инвалидности и у меня будут какие-то деньжата, Гриссом просит тысячу долларов авансом плюс издержки за шестьдесят процентов компенсации… он опустился на неё, опустился там, где продвигалась его рука, — потребуем полмиллиона всё зависит от твоего иска к авиакомпании… рука отодвинулась, чтобы сомкнуться на её колене — покажи, покажи им своё состояние со времён крушения и как я, как я был лишён, тут больно?

— Нет моё, моё колено не очень… она резко выдохнула, — как, синяки… Туда упала его голова, оставив её посеревшее лицо над его плечом в свете, скользящем по лоснящемуся напряжению спины от экрана, где как будто из самой замочной скважины покоев раздался демонический хохот — подавленный, придушенный, басистый. Пока она смотрела, противоестественный хохот повторился, и она поняла, что раздаётся он за дверью. Первым её побуждением было подняться, а потом вскрикнуть, но что-то забулькало и застонало, и по галерее к лестнице на третий этаж удалились шаги. Под её дрожащей рукой приотворилась дверь, и снаружи, совсем рядом, горела свеча, поставленная на циновку в галерее, где воздух казался тёмным, словно налитый дымом. Что-то скрипнуло: приоткрытая дверь, и из-за неё вырывались клубы дыма. В покоях вокруг кровати танцевали языки огня; полог пылал: сами простыни стали растопкой. Среди пламени и дыма, вытянувшись, лежал Орсон Уэллс, погружённый в глубокий сон.

— Я, мне нужно отдышаться прошептала она, высвободила руку потянуться за коробкой с салфетками, и он вскочил, натыкаясь на мебель, спотыкаясь о ботинок, по темному коридору, и она выслушивала хоть что-нибудь, но ничего не слышала. Казалось, минуло очень долгое время, и потом она услышала, как по циновке ступают необутые ноги, и он щелчком погрузил экран во тьму.

— О честное слово, пожалуйста я же просила не курить в спальне.

— Просто, ладно просто найду где потушить… Он нашёл блюдце, глубоко затянулся у окна, где ветки снаружи, пойманные поднимающимся ветром, шныряли на стекло перед ним отблески уличных фонарей. Потёр там большим пальцем. — Лиз?.. как будто видел свой палец, — она помыла окна? Женщина которая приходила убираться, ты ей сказала…

— Не успела. Теперь потуши пожалуйста!　

— И чем она весь день занималась? Он снова спешно затянулся и раздавил сигарету в блюдце, — двадцать пять долларов чем она…　

— Тридцать долларов и она была здесь полдня. Убиралась.

— А я думал двадцать пять слушай, когда придёт на следующей неделе попроси помыть окна, начать прямо с окон… Он тяжело опустился вне досягаемости, — тридцать долларов, надо бы поискать того кто знает английский может ответить на чёртов звонок, с гаитянцами не знаешь какого дьявола ожидать. Мы там раньше получали их кровь, медчасть получала по дешёвке они такие чертовски бедные что продавали собственную кровь никогда не знаешь какого дьявола тебе достанется. Чёртов медик я ему сразу сказал пока не проверишь откуда эта чёртова склянка с плазмой на капельнице даже не думай лезть ко мне с этой чёртовой иглой.