Площадь Разгуляй - [4]

И тотчас сны настигали меня — мучили, истязали, будто брали реванш за минуты покоя и блаженства бесстрашного уплывания в сон… Просыпаясь в крике, я тотчас чувствовал бдительное присутствие моего ангела–хранителя и опять успокаивался. Гера лизала мои мокрые щеки. Дыхание ее согревало…

Страхи боялись Геры. В ожидании, когда можно будет вползти в меня, они прятались в темноте…

Глава 3.

Гера была очень серьезной и доброй собакой. Мощная темно–коричневая красавица никогда не позволяла себе попусту рычать на кого–то, лаять без очень серьезных причин. Она знала: достаточно ей повернуть голову в сторону нарушителя спокойствия, и тот сразу сам все поймет. Так она себя и вела на прогулках, когда ей поручалось меня сопровождать. Она шла чуть сзади, слева, как и полагается дрессированной собаке. Но ее никто никогда не дрессировал. Она воспитывалась в большой и дружной семье. И потому вела себя как старшая сестра, отвечавшая за младших. К посторонним она относилась сдержанно и доброжелательно. Не было случая, чтобы она кого–то напугала. Напасть на человека — это исключалось! Но если ей поручался «младший», она никому не позволяла с ним фамильярничать, и тут уж была насторожена и собрана. Так и гуляли мы по воскресным дням, если родители мои после поздних маминых курсов должны были заниматься «запущенными домашними делами».

Александр Карлович отпускал ее гулять одну.

Она аккуратно проделывала все необходимые процедуры не обращая внимания на собак и не заигрывая с кошками. Справившись, она ложилась где–нибудь в тенечке, а в холодные дни — на солнышке…

Дети лезли к ней, влезали на неё, обнимали, тянули за лапы, щекотали…

Устав от них, Гера аккуратно стряхивала с себя малышей, уходила. Ее знали во всех переулках вокруг. Она была достопримечательностью самого Разгуляя.

Площадь «Разгуляй» ни на каких «картах генеральных» означена не была. Тем не менее, она существовала. Поминалась вот уже без малого пятое столетие. В позднейшие времена Московскими и Новогородскими, даже ганзейскими историческими гостевыми грамотами, а до них преданиями и сказками многочисленных семейных Пименов Яузских Иноземных выселок — много позже ставших Немецкой слободой. И имя свое по–лучила тогда же, в незапамятные годы те, от существовавшего с тех же времён путевой заезжей избы, позднее, кабака и трактира (trattiria) «Разгуляй». Трапезные срубы которого, и дворы хозяйственные и скотские, располагались в глубине, тоже в седой древности возникших бутырок у слияния нынешних Новобасманной со Спартаковской улицами — вглубину, к современной Новорязанской. А избы заезжие, — или гостиные для купцов (гостей) из Ляхи, Литвы и того же Новегорода, — по пути с

Земляного Вала, невдалеке, по левой стороне нынешней Старобасманной, до слияния её с площадью…

Из Кремля в подмосковное Преображенское, — выбравшись в дорогу не иначе как после обильного полдника, — великие московские князья с многочисленными конвойными стрельцами (в более поздние годы — со швейцарскими мушкетёрами), выезжали через Боровицкие ворота. За ними следовал длинный поезд с дворней и иностранной услугой. Великий этот караван, — минуя будущие Ильинку, Маросейку и Покровку, а потом перекрёсток тоже будущего Земляного Вала, — доползал до Разгуляя только лишь к началу вечерней зари. К ужину. Обязательно потому здесь вечеряли–трапезничали и всенепременно оставались ночевать.

По–темну ехать дальше, — Елоховым Бором и Сокольниками, — страшилися сильно: лихие люди не разбирали — князь ли, смерд, стрельцы ли мушкетёры — побивали и грабили всех подряд.

Потом, — для княжеской опаски, ну и для себя тоже, — на будущей Старобасманной, невдалеке от будущего Земляного вала, дьяк Сибирского Приказа Грозной Сёмка Алтын поставил Путевой дворец. За выручкой которого сидел старший его сын.

Тогда уж и коротать вечера перед сном — бражничать на «воле» — кремлёвские ездили в Разгуляй свободно.

Тем временем, с 1652 года, на востоке Москвы стала разрастаться та самая Немецкая слобода. И кабак оказался у начала ее, в старейшей — западной — окраине, тотчас у восточной границы Москвы. И стал Хандельклубом, где российские купцы встречались с негоциантами из немцев, голландцев, англичан.

Любимым отелем (эдак с 30–х — 40–х гг. ХVI века) наезжавших из Архангельска гостей. В нем собирался московский «свет». И выпить свою кружку немецкого пива приходили в него свободные от караула в царских палатах Кремля солидные и молчаливые швейцарские мушкетеры, любимцы Алексея Михайловича.

Потом уже знаменитые кутежи и оргии в нём Петра Великого и Франца Лефорта принесли Разгуляю европейскую славу — и кабаку, и площади. Что весьма подробно и очень сочно описывалось в даже до меня дошедших семейных хрониках аборигенов…

Тем не менее, официально названной площадью Разгуляй не была. Была острым перекрестком СтаробасманноЕлохов–ской дороги с дорогою Новобасманно—Доброслободской.

Глава 4

В годы, о которых я рассказываю, — в годы моего младенчества, — замысловатый этот перекресток был средоточием 14–ти трамвайных маршрутов. Сложно–переплетенные рельсы покрывали все пространство площади–перекрестка. И сойдясь здесь, тут же расходились во все окрестные улицы и переулок, оставляя свободным от металла небольшой пятачок у здания Педагогического института. По площади почти без интервалов двигались друг за другом трамвайные трехвагонные сцепы.