Площадь Разгуляй - [201]

В среду 12 августа 2001 года, в кампусе Еврейского университета на Скопусе (на Библейской Масличной горе), состоялось Специальное заседание ХIII Всемирного конгресса иудаизма, посвящённое ИМЕННО памяти деятелей Еврейского антифашистского комитета (ЕАК), расстрелянного в тот же день в августе 1952 года. По настоянию Иерусалимского Мемориала (Арье Бергер) и по просьбе депутата Кнессета (Парламента), Юрия Штерна, — вслед за вступительной (поминальной) речью этого популярнейшего русскоязычного парламентария, — слово было предоставлено автору. В сорокаминутном выступлении он пересказал разделы Мартиролога, повествующие о преступлении будущего члена поминаемого ЕАК — «учёной тёти Лины Штерн».

И… никакой реакции. Даже ожидаемого возмущения никакого, хотя бы деланного: возмущения пусть только «бестактностью» или пусть даже «антисемитизмом» автора Мартиролога, которого мог бы он ожидать именно в день памяти казнённых. Аудитория, «…состоявшая из молодых учёных, прибывших на конгресс из разных стран мира… и из… детей и внуков некоторых членов ЕАК», в ответ на выступление автора, — при гробовом молчании битком набитого президиума, — стоически отмолчалась. И это, несмотря на якобы «вспыхнувшую дискуссию, в которой приняли горячее участие бывший секретарь израильского посольства в СССР Иосеф Говрин, председатель Всемирного /?/ совета д-р Дан Ронен и многие другие» (газетный отчёт). Ничего особенного: высокое собрание, безусловно, осведомлено было о геронтологических «художествах» профессорши Штерн.

Осведомлено оно было и о том, за что в 1952 году могущественные тогда деятели партии и кремлёвского правительства, — сами пользовавшиеся интеллигентными услугами юбилярши, — именно ей одной даровали жизнь вопреки, будто бы, намерениям больного и отходящего от дел Сталина. (При естественной к нему, — мало сказать, — антипатии автор романа никогда не позволял себе единой нотой (даже в зазвучавшем по смерти Тирана антисталинском хоре–истерии) приписывать ему того, за что ответственности он не нёс. Тем более, не мог уже нести. Кроме того, автору негоже такое, «из первых рук», — от А. Е.Голованова или С. Е.Егорова («названных» братьев своих), — знавшего подноготную ушедших в песок небытия событий).

Сталин именно в этой сомнительной возне уже не участвовал, сраженный очередным инсультом и параллельными проблемами. А измышляемыми нашим еврейским самоедским гением проектами, — вожделенно и с нетерпением принимаемыми и всасываемыми «улицей», явись только повод, — помимо Иосифа Виссарионовича всегда нашлось бы кому заняться. В очередь бы энтузиасты выстраивались! Другое дело, изобретателям таких «методов освобождения» страны от евреев могли грозить непредсказуемые последствия. Нежелательные очень даже. Потому решающимся в послевоенные годы на сомнительные игры необходимо было немалое мужество. Которого трагически не хватало и в довоенные годы.

Как, например, тем же многим поколениям глав демо–либеральных европейских держав, веками мечтавших освободиться от евреев. Но, известно, — как пелось, — «кто ищет, тот всегда найдёт!»: молитвами их нашелся и явился Гитлер. Ну, этому мужества было не занимать, и дело оказалось на мази. Сделав его, в апреле 1945 года он ушел. В октябре 1952 года в очередном инсульте сгинул Сталин — интернационалист истинный: вспомнить только, как прочно построил он (сбив воедино, увязав и сколотив) много–сотне–язычный советский Вавилон. И, — опутав еврейским же гением измышленными бредовыми фантазиями «верных философий» и потыкивая «треххвосткой» тюрьмы, лагеря и ссылки, — заставил ударно и дисциплинированно работать на могущество и во славу России вроде бы неуправляемую, еврейскую хевру. Взнузданную им походя, вымуштрованную и, время от времени, пришпориваемую. Без чего никогда и нигде, — даже промеж себя в самых знаменитых академических оркестрах–коллективах, — не умевшую, помолчав чуть, отыскать общего языка. Никоим образом не юдофоб, как бы ни провоцировали его на такое паскудство «мудрые» ашкеназы (а они для того проделали все возможные и невозможные эксперименты с его, — да, да, и с его тоже, — страной, с её народом и с ним самим!), «серенький» (по запутавшемуся Троцкому) Сталин не собирался, даже не думал ходить по граблям тоже не очень дальновидного своего германского близнеца–брата. Что же в таком случае делать оставалось прирождённым провокаторам — пусть не новой мировой войны, пусть даже не ещё одной гражданской, но хотя бы ма–а–а-ленькой анти–еврейской?… Да, провоцировать! И ещё раз провоцировать… Ещё то что?! Провоцировать хотя бы в желтой печати… «не печатные», но всё те же желанные погромные события. Сочинять ужастики на анти–еврейскую тему. И выдумывать, выдумывать страшилки. О… якобы более полустолетием назад «готовившемся Сталиным Большом еврейском погроме». Лучше — «О геноциде евреев». Ещё «красивше» — О «юдоциде». А всё — чтоб хоть как–то насрать, — вжидкую, хоть, — выкинувшим их из России россиянам. Но главное, — в левантийских кирпичеподобных опусах–пужалках, удобренных агит–роликами на всунутых в них дисках, на фоне несущей «спокойствие и мир» еврейскому ишуву Израиля жаркой арабской любви, — хотя бы ещё и ещё раз нагадить своим.…