Плевенские редуты - [33]

Там же, на пароходе, написал Христо письмо друзьям: «Через несколько часов мы поцелуем священную землю Болгарии». И послал записку жене — Венете Петровой, только что родившей ему дочь Иваику: «Если я умру, то знай, что я после Родины больше всего любил тебя».

Вместе с высоким светлоглазым четником[19], прозванным Латышом, Цветан вынес на берег знамя с гордой надписью: «Свобода или смерть».

— На помощь повстанцам! — воскликнул Ботев. Они двинулись через горы, к Врацу.

Казалось бы, так безупречно был разработан план, а на деле все пошло вкривь и вкось.

Во Враце повстанцы упустили момент, не захватили город, не выслали к Ботеву своего связного. Были неразбериха, разобщенность, нерешительность.

Воевода Ботев вынужден был принять бой в очень невыгодной для своего отряда обстановке, и на горе Вол, во Врачанских Балканах, пуля нашла его. Раненный южнее Враца, Купаров прибился к кочующим цыганам. Рана его — на подъеме ноги — была неглубокой, однако ходить Цветан не мог. Цыгане лечили его, прикладывали к ране сочные листья столетника. Когда Купаров стал передвигаться, опираясь на палку, он решил отправиться в горы к хайдукам[20]. Но никаких хайдуков не нашел, прятался в хижинах пастухов, на кошарах, мок в горах под ливнями, питался щавелем, ягодами и кореньями. Наконец решился спуститься к железной дороге, соединяющей Рущук с Варной. На станции Нови Пазар его три дня прятал железнодорожник Атанас Веснов держал под замком в пустом товарном вагоне, на запасном пути, по ночам приносил лепешки и воду, выпускал на прогулку. Но путевой обходчик Дичо Станчав — добровольный и ревностный турецкий соглядатай — что-то унюхал. Надо было уходить, пока не поздно.

Атанас достал Цветану удостоверение на имя служащего Гиршовой железной дороги, принес ему форму, фуражку железнодорожника. Только обувь раздобыть не смог, и на ногах у Цветана так и остались в лепешку разбитые башмаки.

И снова степная дорога. На ней повстречался он с молоденькой чорбаджийкой, едущей в фаэтоне. У нее пухлые губки, пухлые щечки, налитое молодостью пышное тело. Лале Карагезовой было восемнадцать лет. Она возвращалась в Рущук из Тырново от дяди Стефана — владельца шелкоткацкой фабрики и паровых мельниц. Как, опасливо кося на спину кучера, немедленно призналась Лала: она сразу догадалась, кто это идет, прихрамывая, по дороге. Но ей было интересно посидеть рядом с вот таким… Она замялась и не оказала «бандитом»— так называл повстанцев ее дядюшка. Через полчаса совместной езды их остановил отряд башибузуков, все еще вылавливающий рассеявшихся четников. Большеголовый, волосатый предводитель башибузуков, приподнявшись на широких, во всю ступню, стременах, впился глазами убийцы в лицо Цветана:

— Мал-мал хайдук?

— Нет, — ответил Купаров, пряча ноги.

— Капасыз (разбойник)? — допытывался башибузук и долго рассматривал протянутое ему удостоверение, переворачивая его то так, то этак. — Комит?

Лала бесстрашно и с интересом смотрела на башибузуков, которых до этого никогда не видела.

— Меймур (чиновник), — сказала она о Цветане.

— Не суйся, а то прирежу, — освирепел башибузук и выхватил из ее рук сумочку.

Лала взвизгнула:

— Как ты смеешь?! Моего дядю знает сам визирь!

Дядя Стефан действительно часто ездил в Истанбул и у себя принимал турецких гостей.

Разбойник, ухмыльнувшись, выгреб из сумочки все, что там было:

— Славь аллаха, что брюхо тебе не вспорол.

Отряд пошел своей дорогой, а Лала забилась в истерике, повернув к Цветану словно бы сразу расквасившееся лицо в слезах, закричала:

— Оставь меня в покое! Иди своей дорогой! — и, увидев, что он медлит, крикнула еще пронзительнее: —Ты что, глухой?! Иди!

…Только месяца через два удалось Купарову пересечь румынскую границу. В Сербии, в городе Зайчаре, сформировал он болгарский отряд для борьбы с турками, а затем с остатками этого отряда пришел в Плоешти к Столетову. Генерал добился назначения Купарова командиром роты ополчения.

* * *

Сидя в палатке, штабс-капитан Купаров просматривал списки своей роты и делал пометки против некоторых фамилий:

Антон Болев — убит.

Киро Былков — ранен.

Петко Атанасов — представлен к награде (посмертно).

На этой фамилии Купаров задержался дольше. Как живой, стоял у него перед глазами слабенький, с продолговатой спиной, как у судака, неуклюжий Атанасов. Он ходил, смешно перекатываясь с каблуков на носки, словно бы промокая подметками землю. Припомнилась первая встреча с Петко еще в Плоешти, когда ополченцев обучали военному делу.

Петко был в роте поручика Живарева и, на свою беду, попал в руки свирепого, бездушного фельдфебеля Драченко, истязавшего ополченцев грубостью, придирками, унижениями.

Еще издали Купаров услышал крик Драченко:

— Шкуру сдеру! А ну давай снова: на пле-чо!

И опять у Атанасова получилось не так, как хотелось фельдфебелю. Тогда Драченко, схватив Петко за нижнюю губу, стал водить его вокруг себя, злобно приговаривая:

— Я тебя научу, сивряга! Баран! Узнаешь у меня! Видно, он разорвал губу ополченцу, потому что меж пальцев фельдфебеля потекла кровь.

— Прекратить! — подходя ближе, яростным шепотом потребовал Купаров.