Пленные генералы Российской императорской армии 1914-1917 гг. - [13]
Инспектор корпусной артиллерии генерал-лейтенант М. Д. Шрейдер и вместе с ним, по-видимому, командир 27-й артиллерийской бригады генерал-майор В. Н. Фолимонов и командир 3-й Сибирской стрелковой артиллерийской бригады генерал-майор П. П. Лагунов были пленены при следующих обстоятельствах: «Ночью (с 7 на 8 февраля. — Ф.Г., С.Ж.) на единственной переправе артиллерия тщетно ожидала подхода главных сил пехоты и, не дождавшись их, стала переходить на тот берег. Очутившись тут без прикрытия, она остановилась и не решалась идти дальше. При этих обстоятельствах наступил рассвет, и противник со всех сторон открыл огонь. Тогда артиллерия заняла позицию и открыла огонь во все стороны. Общего руководства и тут не было, хотя инспектор артиллерии и присутствовал. Когда расстреляны были все патроны, настал критический момент. Кольцо противника сжималось. Тогда, не имея другого выхода, перестреляв лошадей, зарыв или побросав в р. Волькушек замки, панорамы и все что можно было, артиллеристы большею частью рассыпались и малыми группами пытались прорваться…»[104]
Отчаянное сопротивление частей XX корпуса вызвало у противника восхищение. По воспоминаниям подполковника A. A. Успенского, немецкое командование не скрывало своего уважения к русским героям: «…на опушке леса, всех нас (пленных офицеров XX корпуса. — Ф.Г., С.Ж.) встретил, окруженный офицерами, старший из немецких генералов… напыщенной речью: "Все возможное в человеческих руках Вы, господа, сделали: ведь, несмотря на то, что вы были окружены (руками он показал полный обхват), вы все-таки ринулись в атаку, навстречу смерти! Преклоняюсь, господа русские, перед вашим мужеством!" Он при этом отдал нам честь, держа руку под козырек»[105]. По свидетельству В. Н. фон Дрейера, все генералы XX корпуса целой группой были направлены в Сувалки для представления командующему германской армией генералу фон Эйхгорну[106].
Славный XX армейский корпус погиб главным образом по вине высшего командования, отчасти же по вине собственного командира. В конечном итоге, именно отказ командующего армией, генерала Сиверса, своевременно отвести обойденные с севера войска этого корпуса, а также слепое выполнение генералом Булгаковым не отвечавших действительности директив командующего привели к тому, что на выходе из Августовских лесов измотанные многодневными боями, переходами и голодом русские части встретили заблаговременно подготовившиеся немцы. В значительной степени вина за поздний отход 10-й армии лежит на Главнокомандующем Северо-Западным фронтом генерале Н. В. Рузском, требовавшем от Сиверса перехода в наступление даже тогда, когда вполне выяснилось громадное превосходство противника и поражение обоих флангов армии[107], и не пытавшемся внести коррективы в действия командующего, когда армии со всей очевидностью грозило полное поражение[108].
Решающее влияние на конечную неудачу прорыва оказало неискусное руководство корпусом со стороны генерала П. И. Булгакова. Сам командир корпуса, по отзывам знавших его, не был подготовлен для занятия столь ответственной должности[109]. Откровенная вражда между Булгаковым и его начальником штаба генералом К. Я. Шемякиным только усугубляла ситуацию[110]. Роковую роль сыграло то обстоятельство, что командир корпуса генерал Булгаков до самого конца старался действовать в соответствии с приказаниями из штаба армии, связь с которым была потеряна еще 2 февраля. Указания эти даже на тот момент не соответствовали обстановке, а после разрыва связи и вовсе утратили какой-либо смысл. По воспоминаниям генерала Хольмсена, Булгаков не был склонен маневрировать, избегать излишних потерь, он как будто специально искал сражения, бил в самое сильное место, применял лобовые атаки[111].
Отступление корпуса было организовано крайне неудачно[112]. Кроме этого, бросается в глаза то обстоятельство, что почти все ответственные боевые задачи перепоручались бригадным командирам (Чижов, Беймельбург, Хольмсен) и командирам полков. Генерал Булгаков совершенно дезорганизовал управление корпусом. Многие начальники были им фактически устранены от непосредственного руководства своими войсками[113]. Генерал-лейтенант С. И. Федоров, начальник 53-й пехотной дивизии, постоянно следовал при штабе корпуса, даже не пытаясь отдавать какие-либо распоряжения. Частями дивизии вместо него командовал бригадный командир генерал-майор И. А. Хольмсен. Полки 29-й пехотной дивизии были раздерганы командиром корпуса по разным направлениям, что совершенно лишило ее начальника, генерал-лейтенанта A. Н. Розеншильд фон Паулина, возможности влиять на события[114]. Начальник 27-й пехотной дивизии, генерал-лейтенант Г. Г. Джонсон, в конце операции передал управление дивизией в руки командира 108-го пехотного полка полковника B. Е. Белолипецкого, а сам устранился от руководства[115].
Сыграла свою роль в конечном неуспехе прорыва физическая усталость людей. Генерал Розеншильд фон Паулин так характеризовал состояние войск и начальников к моменту последнего боя: «Десятидневный поход от р. Ангерапа до р. Волькушек при труднопроходимых дорогах, почти отсутствии всякой пищи и крова, ночлегах преимущественно на снегу и в грязи с не просыхающей, постоянно мокрой обувью и одеждой, в постоянных боях, ночных движениях и пр. — все это переутомило войска до крайних пределов. Многие действовали бессознательно, как автоматы, слабовольные же разболтались вконец. И тем не менее почти у всех сохранилось чувство святости исполняемого последнего долга»
