— Может, всё же останемся здесь? — неуверенно предложил Юрка. — Красиво же тут, как вообще нигде…
— А родители как? — спросил Димка. — Дом, Родина? Предлагаешь забить?
— А вдруг мы и в самом деле двойники? — неожиданно сказал Юрка. — И дома нам вообще делать нечего, потому что мы уже там?
— А всё равно надо вернуться — хотя бы рассказать, что тут… и что с нами быть может. Со всей страной.
— А потом что? — спросил Юрка. — Вот ты вернулся, рассказал — а потом-то как жить? К самому себе домой проситься? Или сразу в детдом сдаваться идти?
— Да ну, фигня всё это, — буркнул Димка. — Никто не знает же, двойники мы тут или нет.
— Никто не знает, что двойников нет, — мгновенно парировал Юрка. — Но всё логично же. Если бы ребята пропадали с концами, целыми отрядами, у нас дома знали бы.
— А тут все из разных миров. А даже если и из одного, то из далекого прошлого уже, которое никто толком не помнит. Так что не надо тут всякую схоластику разводить.
— Ага, лучше думать, как дома родители с ума сходят, — уже зло сказал Юрка.
— Лучше да, — не менее зло ответил Димка. — А то домой мы не вернемся вообще никогда. Будем, как местные, бегать с расписными крыльями, да завывать, пугая чужаков.
— А будто кто-то вернулся, — буркнул Юрка. — Нет, ну что мы здесь можем-то? Тут до нас пять тысяч лет ребята не хуже нас надо всем этим бились — и что?
— Ага, дикари всякие и недобитые буржуи.
— Мы вот тоже бились, — неожиданно хмуро возразил Игорь. — Так, как никто, наверное, до нас.
— И что? — спросил Димка. Настроение у него вдруг испортилось. Он сам понимал, что говорит что-то не то, но остановиться уже не мог. В основном потому, что сам готов уже был сдаться и плюнуть вообще на всё…
— А то. До нас тут фигово, знаешь, было — Хоруны в Столице сидели, все вокруг им или дань платили или по лесам отсиживались. Мы им эту малину поломали, хотя и дорого это нам далось…
— Ну а что дальше-то? — уныло спросил Димка. — Ну, выгнали вы этих гадов, сели на их месте — и сами мхом покрылись. А у вас дома, может, черт знает что творится.
— У нас-то, наверное, как раз в порядке всё, — вздохнул Игорь. — А вот как у других — не знаю. У Ильи дома уже война шла — а это, знаешь, пятнадцать лет назад было. У Арика съезд народных депутатов собрали, как после революции, только наоборот. У Метиса дома тоже не всё слава богу — войны, к счастью, никакой нет, но гонка вооружений такая, что народ там живет хуже прежнего — ну, так родители говорили ему. Хотя как по мне, так они все там зажрались…
Димка вздохнул. О своей счастливой жизни Метис ему уже рассказывал — своя комната в четырехкомнатной квартире, дача, машина (всё это, понятно, у родителей), каждый год — самолетом на юг, на курорты… Правда, и семья у него была непростая: мама — начальник отдела в каком-то совсекретном институте, папа — чиновник в исполкоме… Но свой личный цветной телевизор и магнитофон с кучей кассет у него всё же был, хотя, конечно, дома…
— Дурацки всё как-то выходит, — сказал Юрка. — У одних народ разуверился во всём, хочет назад, в капитализм. У других, у Метиса того же, народ в шовинизм какой-то скатился, как французы при Наполеоне. Нацменов своих гнобят, те им, конечно, той же братской любовью отвечают. А такого, чтобы везде коммунизм и дружба народов, вообще нигде нет.
— Да ну, тут наших ребят не так много же, — сказал Димка. — Статистически недостоверно, как мама говорит. Да мы и не знаем же, что чем у кого кончилось. Может, хорошо всё.
— А может, и нет, — сказал Игорь. — У Метиса вон — такая борьба за мир шла, что всю Землю на сорок раз взорвать хватило бы.
Димка вздохнул. И про это Метис тоже рассказывал, правда, больше в оптимистическом ключе — про стратегическую оборонную программу "Щит", в ходе которой одних боевых космических станций с лазерным оружием было запущено более восьмидесяти. Правда, обходилось это дорого — не только народ стал жить хуже, но и сухопутные войска и флот, переведенные в разряд "второстепенных", подверглись масштабному сокращению. Все силы были брошены на развитие ядерных "сил сдерживания" и противоракетного оружия, включая космическое. Димка же привык к тому, что его родная советская страна на самом деле борется за мир и гордость Метиса сильнейшим в мире ядерным потенциалом была ему, мягко говоря, непонятна…
— Ну вот, тем более, — сказал Юрка. — Вернемся домой — а там атомная война, как у Виксенов…
— Типун тебе на язык, — буркнул Димка. Разговор совсем уже перестал ему нравиться. Облака над головой тоже погасли, стали зеленовато-синими, хмурыми, лишь в просветах между ними ещё алела полупрозрачная сеть, да на западе, над темной полосой туч, пламенели разлетающиеся перья. Зрелище было, честно говоря, страшноватое — он словно смотрел на невероятно огромный взрыв за горизонтом и медленно, едва заметно плывущие к нему облака казались пылающими, разлетающимися обломками…
— А всё же странно выходит, — сказал Игорь. — Там, где отношения с Западом хуже некуда, с идеологией нормально всё. А там, где сплошная разрядка и содружество — там непременно разложение и гниль.
— Может, потому и разрядка, что гниль, — буркнул Димка. — У нас вот ничего такого нет, напротив, американцев разбили во Вьетнаме…
