Плата за страх - [46]

И Надежда наконец в бурном реве смогла выплеснуть весь тот ужас, который испытала, когда обнаружила себя распластанной в грязи, одну, в окружении хищных рож санитаров и милиционеров, которые требовали от нее каких-то денег, сведений и признаний. А за ними — толпа развлекающихся зевак.

Олег прижался к ее плечу и молча гладил по спине, словно старался впитать в себя дрожь посттравматического шока.

Но Панкратова видела, что от нее Комаров неприязненно отводит глаза. Она знала почему: из-за ее неискренности покушались на Кузнецову, из-за ее забот подруга так замоталась, что не смогла застраховать машину. Все из-за нее!

Сейчас она могла открыть друзьям всю правду, но не знала, как начать. Да и момент, когда Надежда ревела в три ручья, был явно не подходящим для признаний. Тамара впервые видела подругу плачущей и от этого чувствовала себя особенно подлой. И не нашла ничего лучшего, как брякнуть:

— А почему тебя там не было, Олег?

Олег Комаров невзлюбил Панкратову сразу.

Временами он ее даже почти ненавидел, хотя очень старался спрятать от Надежды свое отношение к ее самой близкой подруге. И хотя прятать свои чувства диверсант-разведчик учился не один год, с Кузнецовой у него ничего не получалось. Она чувствовала его неприязнь к Тамаре и очень из-за этого переживала. Тяжко, когда не ладят два самых близких тебе человека. Надежда давно уловила: тот день, когда у них в гостях Панкратова, для Комарова — черный. Она допытывалась, чем ему не угодила Тамара, и Олегу — во всем прочем предельно откровенному с Надей — приходилось юлить. На хрена ему такие сложности? Из-за одного этого он дорого бы дал, чтобы Томка исчезла куда подальше.

Ибо как можно объяснить женщине, которую любишь восторженно и самозабвенно, что ее самая-самая подруга тебя соблазняет?

Вот и сейчас эта стерва расселась перед ним нога на ногу в коротком тонком халатике. У него под боком Надежда слезами исходит, а ему приходится силиться, чтобы не пялиться в запретный, но соблазнительный вырез. Потому что куда бы ни смотрел Олег в присутствии Панкратовой, а все равно получалось, что смотрит он на ее нагло зовущее тело.

Любовь любовью, но мужские гормоны намагничивают взгляд и мысли вне воли их хозяина. Зачем-то природе было угодно встроить в мужской разум некий выключатель, который в определенные моменты отрубает способность соображать.

Панкратова — умная, но непрактичная; многознающая, но трусливая — как человек Комарова совершенно не привлекала. Скучна. К тому же он прекрасно видел, что и сам не в ее вкусе. Но ее тело, которое она выставляла то ли с подлостью садистки-динамщицы, то ли с простодушием деревенской идиотки, его заводило. Да так, что стоит Томке развести ноги и позвать, он с ума сойдет, все забудет и — полезет. Потом, да, возненавидит эту сучку за то, что поломала жизнь, а себя — за слабость. Но сначала — полезет.

Будь на его месте другой, менее тренированный в самоконтроле, тот бы, подвыпив, давно уже попытался. И плевать, что потом вся жизнь наперекосяк. А Комаров держался.

Главным образом за счет того, что трезво оценивал ситуацию и изо всех сил старался держаться от Панкратовой как можно дальше и видеть ее как можно реже. Но Надежда, при всей ее чуткости, с каким-то маниакальным упорством твердила ему про то, какая Томка замечательная, но невезучая, и тянула его к ней в гости. Слыша чуть не каждый день «Томочка то, Томочка се», Олег доходил до белого каления, но признаться никак не мог. Не мог выговорить нужных фраз.

Ну, вот как — чтобы не обидеть Надежду — высказать, например, такое: «Какое тебе дело, сука ты наглая и бесстыжая, почему меня после взрыва возле контуженной Надежды не было?! Ты бы лучше пошла да переоделась во что-то приличное! Что ты передо мной своими телесами трясешь? Не доводи до греха: не железный я, век бы тебя не знать и не видеть. Закройся, гадина!»?

Импотентам жить скучно, а мужикам — трудно. Много чего приходится терпеть из-за таких, как Панкратова, скучных, но «намагниченных» и «радиоактивных» баб, которые соблазнительны до отвращения.

К тому же Олег, в отличие от Кузнецовой, полностью разделял мнение ее персонального чародея Апээна: ох, не в Надежде причина всей заварушки. А именно в этой сверкающей своей бесстыжестью направо и налево бабенке. Он это, благодаря давней неприязни, печенкой чувствовал. Объяснить и доказать ничего не мог, но откровенничать с Панкратовой остерегался.

Поэтому ответил Комаров уклончиво, боясь невольной хрипотцой выдать владеющие им чувства:

— Нужно было догнать и по горячим следам расколоть кое-кого.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Кузнецова очень удивилась бы, узнав, насколько опытен ее Олег в сугубо медицинских вопросах.

В глубоком рейде по дебрям, враждебным ущельям и голым перевалам Чечни Комарову приходилось рассчитывать только на себя. Если друга ранили, надо определить без врача: как помочь, транспортабелен ли он, выживет ли? Или, чтобы не оставлять врагу на поругание, помочь умереть быстро и легко? Жестока война, и счастье многих политиков, считал Олег, что матери, чьих детей пускают на пушечное мясо, не знают, насколько она жестока. Если б мамы знали и понимали правду, многие чиновники не дотянули бы до следующих выборов. Но мужики стесняются расстраивать женщин, и те в своей святой до подлости простоте выбирают в правители убийц своих мужей и детей.