Planescape: Torment: "Пытка Вечностью" - [40]

— Так ведь ты же и был королем, Фарод? Когда-то.

— Когда-то! То-то и оно, что Когда-то. Титулы, они что песок сквозь пальцы. И я остался ни с чем. — Он немного помолчал. — Кстати, об этом, я думаю, ты тоже знал… Так вот, ты сказал: «О великий Король Сборщиков, — обратился ты ко мне. — Я пришел к тебе засвидетельствовать свое почтение и просить тебя о благодеянии». Ты меня удивил, признаюсь. О чем мог ты — тогда почти всесильный герой, чье имя было на устах у всех, просить меня, слабейшего и гнуснейшего — а таким я и был в твоих глазах — из королей. О чем?!

— А вот о чем! — продолжал он, мерно покачиваясь и не сводя глаз с бронзового шара. — О милости. «Чтобы если бы твои сборщики нашли мое тело, они бы спрятали его в безопасном месте. Я не прошу ни о чем большем». Все довольно просто.

С той секунды, как старик произнес слово «благодеяние» почему не просто «услуга»? — я чувствовал запах крови и тлена, которым разило от воспоминаний Фарода…

— Все даже слишком просто! Тебе-то с этого какая выгода?

— Тебе ли не знать, труп, что с мертвого взятки гладки. Да и пообещать можно что угодно. Странно, что ты не ожидал такого от МЕНЯ!

— И даже если взятки тысячу раз гладки, должна быть какая-то цель у самой сделки. Ты же торговец, Фарод? Разве нет?

— Пожалуй, — и лицо Фарода побагровело от гнева. — КОНЕЧНО, после того, как ты, тварь, собственными руками задушил, зарезал, избил до смерти почти половину моих людей, я готов был пообещать тебе сами МИРЫ, чтобы только убрать тебя со своей дороги. А тут ты врываешься в мой ДОМ, в мою ОБИТЕЛЬ и требуешь! Да, требуешь от меня БЛАГОДЕЯНИЯ! — Фарод ударил своей палкой по подлокотнику кресла и неожиданно успокоился. — Конечно, я согласился…

Я не вправе был испытывать угрызения совести. Не я врывался к Фароду в дом, не я убивал его людей, но и то и другое было во мне, я вспомнил это, и как только Фарод произнес это вслух, я раскрыл и эту частичку своего прошлого. Вполне ли я был искренен, когда попросил прощения у Фарода? Думаю, нет.

Фарод же был вполне искренен:

— Не за что, — сказал он, — В конце концов, Служители Праха платят за всех покойников одинаково. А большинство из них мне удалось перепродать по нескольку раз, — старый стервятник ухмыльнулся и прикрыл глаза белесой пленкой век.

— Значит, ты меня боялся? И именно поэтому сразу согласился на мое предложение?

— Не только поэтому, труп. Ты знал кое- что обо мне… кое- что, что как мне казалось, известно лишь мне… Ты уже тогда знал, что я больше всего хотел добыть, ты сам сказал мне об этом, вгляделся в лицо, затем недобро засмеялся, — Фарод посмотрел на меня исподлобья, словно говоря: «Вот чего я тогда боялся — твоего смеха». — И сказал — Бронзовый шар— и все прочее, что я не хочу говорить снова. Ты напугал старика до полусмерти — он- то думал, что все постиг и все проник, ан вон оно как. И признаться, когда я нашел тебя дохлым и стало понятно, что шара мне не видать, я даже обрадовался.

— Старичок, значит, умел радоваться, — мстительно сказал Морти. — Чего ж ты ждал, Фарод? Может надо было самому, а?

Фарод только взглянул на Морти.

— И я поражен в очередной раз, как быстро Миры приводят планы в исполнение… Ты ведь все- таки принес мне его, труп!

— Надеюсь, что не зря, — жестко, как мне показалось, сказал я. — Второй вопрос: Что именно из моих вещей ты взял после моей смерти? — лицо Фарода слишком поспешно выразило крайнее недоумение.

— Я? Во- первых вовсе не я нашел твое тело, с чего ты взял? Тебя нашла моя дочка…

— Так…

— Дочка, отрада моих глаз, такая милашка и умница. Не чета другим в нашем семействе, — Фарод облизнулся. — Милашка та еще, и бойкая… Анна нашла тебя в одном совсем непригодном местечке, куда ни одного сборщика и золотыми горами не заманишь… А уж взяла она себе какую безделушку или нет, — он развел руками. — Это сам понимаешь… Спроси уж сам у нее, как встретишь, труп, такой вопрос не для старых мозгов ее папочки, — Фарод снова развел руками. Его беспомощность, реальная и в то же время ежеминутно обыгрываемая, злила меня все больше и больше. Похоже, Фарод считает, что меня нынешнего можно вовсе ни во что не ставить.

— Ты лжешь, — мягко сказал Дак'кон, — ты не все оставил ей.

— Да, гит, я отобрал деньги у собственной дочери…

— Фарод, — я устало потер правую бровь. — Я устал препираться с тобой. Через час Служители Праха и весь остальной Улей будет знать, где прячется Фарод и откуда у старого обманщика деньги.

— М — да, — Фарод скривился. — И куда делась его пресловутая учтивость? Чтобы сам Фарод да по собственной воле с чем-то расстался! М — да… Шаргримм за такое давно вписал бы меня в книгу мертвых… Ну… стой здесь… никуда не уходи… сейчас я тебе все притащу…

Сто золотых монет, исписанный листок бумаги, рулон бинтов и золотое кольцо…

— А оружие, Фарод?

— Боюсь, труп, оружие теперь у того, кто разбил тогда твою черепушку… И… молчи уж о том, что я тебе дал и что… и обо всем остальном тоже.

— Так. Хорошо. Где Анна?

— М — м — м… АННА! Дитя мое! Роза очей моих! Будь добра, прекрати там наводить тень и покажись нашему… дорогому гостю.

Я обернулся и увидел рыжую девушку в кожаных доспехах. Я ЗНАЛ ее. Та девушка с хвостом на площади. С рыжими волосами и в рыжей броне из дубленой кожи. Она была почти красива, особенно в доме мусорщика, гораздо красивей, чем среди разношерстной толпы Улья. Никто из нас, я думаю, даже Фарод, не замечал ее до этой секунды. Шорох, и рыжая вспышка перед нами…