Пламя свастики (Проект Аугсбург) - [17]

  -- У нас были "Сомуа". Хорошие машины, если бы не малая скорость. Немцы успевали подтянуть противотанковую артиллерию, не подставляясь под удар. Шкуру наших "шаров" она пробить не могла, они били по гусеницам и люкам. - Франц посмотрел сквозь кроваво-алое вино в бокале, вздохнул и ничего более не сказал. В его памяти еще горели высокие неуклюжие танки с маленькими башнями и немецкий пехотинец в серой шинели и блестящей каске лежал головой в колее, словно хотел поцеловать танковый след.

   Клер вошла с деловитым лицом, в сером английском костюме. Пышные волосы ее были зачесаны наверх и изящно уложены, белые тонкие руки нервно сжимали крокодиловую сумочку - верх предвоенной моды. Клери только что вернулась из оккупационной комендатуры, где лощеный немец полчаса занимался пустяковой проверкой, явно желая поближе познакомиться с посетительницей. Коллеги - коммандос кивнули ей, но не подумали встать. Француз медленно, с неприязненным лицом обернулся.

   Виктора, ненормально чувствительного, ударило в голову резиновым кулаком. Сначала он почувствовал немое ошеломление гостя, потом - вспышку эмоций девушки, и там было так много, начиная от острого, болезненного облегчения и заканчивая смутной тоской непонятного ему сожаления, что парачувствительность щелкнула и отключилась. Остался только клин острой боли под черепом. Он и не расслышал, как гость со свистом выдохнул, а Клери воскликнула:

  -- Поль! Господи Боже!..

   Десять минут спустя она глотала воду из стакана, стуча зубами о край. Виктор и Джек тактично удалились, и Вик все еще держался за голову, виновато улыбаясь. Поль сидел напротив нее и молчал. Он медленно сжимал и разжимал лежащие на столе кулаки, и они почти не отличались по цвету от белой скатерти. За все время оба не сказали ни слова.

   Клери первой нетвердо, тускло произнесла:

  -- Ты знаешь, на что идешь?

  -- Знаю. - Он с видимым трудом выталкивал звуки.

  -- Я тоже иду с вами. - И поглядела ему в глаза. Глаза эти стали совершенно мертвыми, но девушку уже не испугали. Она сказала ему жесткой голубизной взгляда, что всякие разговоры бесполезны, и он понял - так оно и есть. И молча ответил: я знаю - кроме нас некому, но я не дам случиться с тобой ничему плохому, сперва погибну сам. И она молча сказала: спасибо, я тоже это знаю, все будет хорошо.

   Больше им незачем было говорить.

   К вечеру вернулся разведчик. Совершенно мирный в прошлом человек, пожилой лесничий, теперь - надежда Сопротивления. Обложившись картами и записями, долго спорили впятером, причем с наибольшим уважением лесничий неожиданно отнесся не к Уэйну, а к русскому.

  -- Тип установленных мин? - Джек столбом выпустил сигаретный дым, отчего Старик, такова была немудреная кличка, недовольно поморщился в рыжевато-седую бороду. Подумав, ответил:

  -- Видимо, только обычные пехотные. Там неоткуда взяться танкам, лес, да и артиллеристы остановят на дальних подступах. Территорию за минными полями обходят патрули с собаками - слышал брех.

  -- Собак я беру на себя. - Виктор глянул на карты только раз, и никто уже не возразил. - Не помешают.

  -- Но там пулеметные вышки по периметру, так, что все простреливается с двух или трех сразу. Крепость.

  -- Плохо. - Виктор подергал себя за ворот грубого зеленого свитера. - Не смогу я всем им отвести глаза. Не выдюжу.

  -- Есть еще одно место в нескольких километрах к северо - западу. Я подходил близко - там почти нет часовых, не слышно собак, но полно мин. Кругом сплошной лес. Объекты должны как-то связываться - патрули с таким же новым оружием и в той же форме.

  -- Подземная ветка. - Вик прищурился сквозь дым. - Джек, паровоз, дышать нечем.

  -- Все, все... Уже...гашу топку, - блондин придвинул старинную чугунную пепельницу с латинским девизом "Высоты зовут!" и стертым гербом - дом был полон таких загадочных вещей. Клер сидела чуть в стороне и не вмешивалась, - старалась не глядеть на Поля. Тот обхватил руками чернокудрую голову и уставился в карты, его щека иногда заметно подергивалась.

   Поль уяснил главное, и теперь почти не слушал. Серьезное ранение одного может погубить всех. Если раненый не получит помощи, его останется только добить. И сердце его тянул книзу острый крючок. Он все еще помнил ее в довоенном Париже, помнил и любил такой же хрупкой девочкой с бронзовыми кудрями. Клери не изменилась для него.

   Виктор бросил в сторону француза взгляд тайной жалости: он, если бы и захотел, никак не мог запретить себе читать иногда чужие мысли - это не зависело от сознательных усилий несчастного сверхчеловека. Он-то понимал, что эта женщина теперь совсем не та, что была раньше. Поля ждут болезненные открытия, если... да, главное, если получиться вернуться. Всем и в целости. Виктор мысленно вознес об этом краткую, но очень душевную молитву - может, кто-нибудь ТАМ услышит?

   Лесник, имя которого было самое простое- Жан (фамилий никто из них не называл), с тайной, болезненной печалью поглядывал на Клер - его жена и дочь погибли под бомбами в начале войны. У Терезы были такие же голубые глаза, ей тогда только исполнилось шестнадцать. Старая душевная рана саднила, и все же он невольно восхищался девушкой. "Вот и твоя была бы такой же..." Но этот внутренний голос он сразу глушил в своих мыслях.