Пламя над тундрой - [89]

Михаил Сергеевич понял, что Булат проверяет и себя, и Галицкого, и его. Он ответил:

— Восстание сейчас обречено на неудачу.

— Нам нужны люди, которые пойдут за нами не под влиянием минутного настроения. Они должны знать, для чего берут оружие, для чего нам нужна власть, — подойдя к столу, вступил в разговор Август Берзин. — И еще одно обстоятельство. Мы должны взять власть во всем уезде, а не только в Ново-Мариинске. Для подготовки необходимо время.

— С чего начнем, товарищи? — спросил молчавший до сих пор Бучек и погладил свою лысину.

— С того, что надо всем рассказать, — заговорил Мандриков, — что колчаковское управление самовольно, в сговоре с купцами, повысило цены на продукты.

— А шахтерам недавно снизили оплату за тонну угля, — напомнил Бучек.

— Вот и свяжите одно с другим, — предложил Мандриков. — Но работать надо осмотрительно, не допуская оплошностей. — Он обратился к мотористу радиостанции: — Товарищ Фесенко, мы сможем регулярно, раньше колчаковцев, получать радиограммы о том, что происходит в стране и особенно на фронтах?

— Конечно, — тряхнул головой Игнат. — Наш боров Учватов готовится по первому снегу в тундру поторговать малость, пограбить чукчей.

Да, чтобы не забыть, — вспомнил Мандриков. — Мы должны вести точный учет, кто из наших коммерсантов и иностранцев нечестным путем выманивает у охотников пушнину, чтобы потом восстановить справедливость.

— От чьего имени мы должны разговаривать с шахтерами? — спросил Бучек.

В комнате стало тихо. Все смотрели на Мандрикова и Берзина. Август Мартынович взял со стола охотничий нож, ручка которого была выточена из моржового клыка, и осторожно подпорол подкладку своего пиджака. Семь пар глаз следили за тонкими пальцами Берзина. Они извлекли из шва светлую, как всем показалось, палочку длиной в половину карандаша. Это оказался туго скрученный лоскут шелка. Берзин развернул его и протянул Бучеку:

— Прочтите!..

Это было удостоверение, напечатанное мелким шрифтом на шелке, выданное Августу Мартыновичу Берзину, направленному в Анадырский уезд Дальневосточным обкомом РКП(б) для установления советской власти.

Клещин с гордостью смотрел на своего бывшего комиссара. Кусочек шелка передавался из рук в руки и вернулся к Берзину, который сказал, пряча удостоверение:

— У моих товарищей такие же, с подлинными именами, но пока…

— Понятно, — остановил его Бучек и, чуть поколебавшись, спросил. — Ленина, Владимира Ильича, вам довелось видеть?

— И слышать, — добавил Мандриков.

Все подсели ближе к столу. Из кухни вышла жена Клещина. Она прислонилась к косяку. За тонкими стенами посвистывал ветер, но люди не слышали его. Мысли их были далеко, там, где по просторам России шагала советская власть… Люди слушали и видели Ильича…

3

Новиков тосковал. С тех пор как по совету Мандрикова Клещин поступил работать на копи, Николай Федорович оставался дома один и не находил себе места. Он часами сидел у окна, смотрел на лиман грустными глазами, думал о жене, мучился неизвестностью — что там с ней? Когда одиночество становилось невмоготу, Николай Федорович шел к Мандрикову в склад. Хотя здесь и нельзя было поговорить по душам, но все же можно было перекинуться несколькими словами.

Новиков не поступал на работу, Он ждал, когда Фесенко и другие товарищи разузнают, где находятся Чекмарев и Шошин, чтобы направиться к ним, передать задание обкома партии.

Утром, проводив товарищей на работу, Николай Федорович помог жене Клещина по хозяйству, потом вышел на берег лимана. Было тихо и даже как будто потеплело. «Наверное, к снегу», — подумал Новиков и вспомнил, что сейчас в родном Владивостоке стоит чудесная золотая осень с ее жаркими прозрачными днями, с чистым небом и ласковыми бризами.

Действительно, к полудню в воздухе замельтешили белые мухи, а затем, точно где-то вверху образовалась прореха, посыпал густой снег, мягкий, влажный. Он падал крупными хлопьями. Все вокруг становилось белым, исчезла грязь. Уродливые постройки приобретали какой-то нарядный вид. С веселыми криками носились дети. Вечно злые и голодные, собаки притихли. Новиков направился к складу. Войдя, он услышал веселый женский смех и голос Михаила Сергеевича. Николай Федорович с удивлением увидел, что Мандриков разговаривает с двумя молодыми женщинами. Одну из них, с грустными глазами и усталой улыбкой, он узнал: это была жена начальника милиции. Ее Новиков видел еще на «Томске». Вторая, с мелкими, но красивыми зубами, в которой он по одежде безошибочно определил жену какого-то коммерсанта, улыбаясь, кокетничала с Мандриковым и с шутливой обидой говорила:

— Ну разве так дам встречают, дорогой Сергей Евстафьевич? Где же шоколад, шампанское?

Мандриков заметил Новикова, легкая тень смущения и досады прошла по его лицу. Он кивнул ему:

— Я сейчас.

— Ах, вы заняты! Тогда мы уходим! Прощайте! — Елена Дмитриевна притворно надула губы, хотя ей не хотелось уходить от Мандрикова. Этот приказчик привлекал ее все больше и больше. И о нем она уже рассказала Нине Георгиевне, призналась в своей к нему симпатии.

— Служба-с, — утрированно подражая манере приказчиков, откланялся Мандриков.