Пламя над тундрой - [91]

— Не было начальства — не было забот.

— Что-нибудь случилось? — почти механически спросил Мандриков, думая о беседе с Новиковым.

— Едва отговорился от поездки в Усть-Белую, Еропол, Марково. — Заведующий складом швырнул шапку на прилавок: — Громов задумал провести ревизию складов. А что толку? У того же Чекмарева товаров как кот наплакал.

— У Чекмарева? — переспросил Михаил Сергеевич. — Кто это?

— Да приказчик в Марково, такой же, как и вы. — Заведующий достал кисет. — Знакомый, что ли? — он поднял глаза на Михаила Сергеевича.

— Был такой. Служили у Кунста вместе, — стараясь говорить как можно спокойнее, пояснил Мандриков. — А как звать его?

— Василий Михайлович, да едва ли это ваш сослуживец. Давно он здесь. — Заведующий складом был занят свертыванием папиросы и не заметил, как его ответ обрадовал Мандрикова. Михаил Сергеевич непринужденно сказал:

— Нет, не он, того звали Гаврилом. Жаль…

— Эх-ха, земля большая, разбредутся по ней люди, — философствовал, наслаждаясь табаком, заведующий. — И во веки веков не встретиться. А где уж тут, у нас…

Мандриков, поддакивая собеседнику, думал о том, как обрадует своих товарищей этой неожиданной новостью. Ведь до сих пор они не могли связаться с Чекмаревым.

За ужином Август Мартынович сообщил, что Громов сегодня снизил плату шахтерам еще на три доллара.

— Знают на копях об этом? — спросил Мандриков.

— Нет, — Берзин сидел, устало облокотившись о стол. — Шахтерам об этом сообщат только завтра.

— Нам надо предупредить их. — Мандриков посмотрел на Берзина, который тяжело дышал.

За последнее время Август чувствовал себя хуже, приступы кашля изводили его.

— На копи поеду я, — сказал Мандриков.

Берзин хотел возразить, но его предупредил Новиков:

— И тебе, Сергеич, и тебе, Август, пока еще рано на копях показываться. С шахтерами потолкую я, а потом и в путь-дорожку, к Чекмареву. Пусть колчаковцы догоняют.

Товарищи согласились с Новиковым. Мандриков посмотрел на часы. Скоро придет Фесенко. Он должен привести телеграфиста Титова, познакомить с ним. Игнат явился точно, он весело поздоровался, сверкнул зубами:

— По мне капитаны всегда хронометры сверяли.

За его спиной стоял Титов. Игнат познакомил с ним товарищей. В маленьком домике стало шумно. Игнат был доволен, что ему наконец удалось растормошить Титова. Тот приглядывался к друзьям Фесенко.

— Садись, товарищ Титов, — Мандриков пригласил телеграфиста к столу и налил ему кружку чая. — Согрейся.

— Да, мороз крепчает, — сказал Титов. — Лютая зима нынче будет.

— И трудная, — в тон ему добавил Мандриков и обратился к Фесенко. — Слушай, Игнат, нужно Николая Федоровича срочно на копи отвезти. Поможешь?

Мандриков коротко рассказал, почему Новиков должен поехать к шахтерам. Игнат сразу же посерьезнел:

— Понятно! Сейчас нарта будет.

Он торопливо ушел. Титов, прихлебывая чай, вначале коротко, односложно отвечал на расспросы Мандрикова и Берзина, потом разговорился. Он пообещал передавать им копии всех радиограмм, а если будет необходимость, то искажать текст перед тем, как передать их Учватову для Громова.

За окнами послышался шум подъехавшей нарты. В клубах морозного пара вошли Фесенко и чукча. Игнат подтолкнул его вперед:

— Вот наш каюр, Оттыргин.

— Да это же мой знакомый, — обрадованно удивился Мандриков и, подойдя к Оттыргину, похлопал его по плечу. — Греет кухлянка?

— Хорошо, — Оттыргин улыбался, глаза его блестели.

— Вот его, — Мандриков указал на Новикова, — отвезешь на, копи и назад, конечно, доставишь.

— Повезу, повезу, — торопливо закивал Оттыргин. Он был рад, что предоставилась возможность выполнить просьбу Мандрикова.

Новиков тепло оделся. Август протянул ему браунинг, но Новиков не взял:

— Лишний сейчас.

Жена Клещина сунула Николаю Федоровичу небольшой сверточек:

— Передайте моему.

Все вышли из домика. Было морозно, но безветренно. Ново-Мариинск спал. Кое-где, точно головешки угасающего костра, горели редкие огоньки. Новиков неумело сел на нарту. Оттыргин помог ему устроиться поудобнее. Упряжка нетерпеливо повизгивала, предчувствуя дорогу.

Оттыргин пустил собак, и они налегли на упряжь, нарта скрипнула и легко пошла. Оттыргин побежал рядом с ней:

— Хак! Хак! Хак!

— Счастливого пути, — негромко сказал Мандриков. Упряжка исчезла в темноте. Титов и Фесенко распрощались, Август и Мандриков вернулись в дом.

Новиков трясся на нарте. Вначале он пытался смотреть по сторонам, но бесконечное однообразие вскоре утомило его. Он потерял всякое представление о времени и расстоянии. Все слилось в какое-то усыпляющее движение. Нарта скользила то быстро, то вдруг замедляла свой бег. Николаю Федоровичу казалось, что он, как в детстве, качается на качелях. Спрятав лицо в воротник, Новиков прислушивался к каюру. Юноша точно не знал усталости, он почти все время бежал рядом, только изредка легко бросаясь на нарту, чтобы вскоре снова подняться на ноги. Собачья упряжка бежала послушно и резво. Николай Федорович никогда не представлял себе, что собаки могут так быстро и долго бежать, таща за собой тяжелый груз. Как они послушны каюру, у которого веселый, даже радостный голос.

Новиков незаметно задремал. Разбудил его Оттыргин. Он осторожно тряс его за плечо: