Пламя над тундрой - [88]

Толстая Катька попыталась шуметь и тут, но Суздалев, не повышая голоса, холодно уставившись на нее поблескивающими пенсне, деревянным, голосом, без всякой интонации, предупредил, что за нарушение порядка она будет оштрафована. Катька стихла. Любопытные слушатели, к своему удивлению, узнали, что Толстая Катька носит фамилию Чухланцевой и родом она из Ачинска и много других подробностей, которые тут же обсуждались.

— Чем вы занимаетесь в Ново-Мариинске? — спросил Суздалев.

— Варю брагу, приходите, угощу, так и без своих стеклышек увидите все, — затрещала Катька, но тут же ее одернул Суздалев, и она продолжала: — Ну и мужиков пригреваю. Холодно им одним без баб-то тут! А у меня тут на всех хватит! — Она звонко похлопала себя по мощным бедрам. — Может, вы, господин судья… — она осеклась, увидев гневное лицо судьи.

Зал дрогнул от хохота, и Суздалев едва сумел восстановить тишину, пригрозив всех удалить.

— А есть ли у вас патент на варку браги и ее торговлю? — продолжал допрос Суздалев.

— У меня и без патента брага забориста, — похвалилась Толстая Катька. — Как я сама. — Она сделала неприличный жест — и снова хохот.

Рассердившись, Суздалев приговорил ее к большому штрафу за незаконную торговлю спиртным и нарушение порядка. Толстая Катька заявила, что платить штраф не будет, но когда Суздалев приказал отвести ее в тюрьму, она разразилась плачем:

— У меня же брага заварена! Пропадет она!

После долгих причитаний она согласилась уплатить штраф и, освобожденная из-под стражи, направилась к Толстихину за патентом на право торговли. Секретарь уездного управления понравился ей то ли потому, что был толстый, как и она, то ли потому, что был по-деловому краток.

— Патент получите через месяц, — сказал Толстихин. Он, как гончая, почувствовал, что напал на верный след.

— А что я буду месяц делать? — возвысила голос Толстая Катька. — Без браги ко мне ни один пес не придет.

— Я могу, конечно, сделать патент и сейчас, но этим нарушу закон и… это будет стоить дороже, — прямо сказал Толстихин.

— Фу ты, баламут, — вздохнула Катька. — Так бы сразу и сказал. Я что, не понимаю? Сто долларов хватит?

— Сто пятьдесят, — вяло назвал свою цену Толстихин, зная уже, что кабатчица уступит. Его тон сразил Толстую Катьку.

— Ладно, — вздохнула Катька. Она завернула подол и, не обращая внимания на Толстихина, вытащила из штанов мешочек, Отсчитала засаленные зеленоватые американские кредитки и бросила их секретарю управления. — Проверь. Деньги счет любят.

Толстихин старательно пересчитал и спрятал их в карман.

Домой Катька возвращалась довольная. Она считала, что легко отделалась. В кармане у нее лежал патент на право торговли спиртными напитками и на содержание трактира. Вечером у Катьки было шумно. Здесь гуляли милиционеры. От прилива чувств Катька бесплатно угощала колчаковцев, пила и кричала вместе с ними…

Туккай, введенный к Суздалеву после Толстой Катьки, стоял перед зеленым сукном стола испуганный и ничего не понимал. Разговор с ним судья вел через секретаря, который был и переводчиком. Любопытные сразу же потеряли интерес к Туккаю и разошлись. Осталось лишь несколько человек и среди них был Куркутский. Охотник подтвердил, что в течение двух лет у него удачная охота на морского зверя, и он с другими охотниками много набил моржа, а также песцов в тундре.

— Ты не платил налог, — сказал Суздалев. — Приговариваю тебя к штрафу в десять песцов и шестнадцать горностаев, а также к пяти пудам моржового клыка.

Куркутский, услышав приговор, крепко сжал зубы. Лицо его было бесстрастным, но в глазах полыхал огонь возмущения и ненависти. Он вышел следом за Туккаем, которого повели в тюрьму, так как он не мог немедленно уплатить налог и штраф.

— Вот и в вашей вотчине появился житель, — смеялся Суздалев, встретившись с начальником милиции. — А то вы, верно, скучаете?

— Благодарю за заботу, — в тон ему ответил Струков и осведомился: — Долго держать прикажете?

— Пока суток пятнадцать. Пусть посидит для острастки, подумает, как ему лучше охотиться, чтобы и налоги восполнить и свое пребывание в тюрьме оплатить. Полдюжины хороших шкурок голубого песца, надеюсь, нам не помешает?

— Вы правы, как сам закон, — рассмеялся Струков и подумал, что пора позаботиться о своем доходе.

Суздалев был доволен. Наконец-то он приступил к своему любимому делу. У него большие списки должников, и он со всех потребует положенное, а чтобы впредь не нарушали закон, проучит приличными штрафами. Суздалев был глубоко убежден в своей правоте.

…Мандриков кончил говорить и, потянувшись через стол, подвернул фитиль в лампе. Стали отчетливо видны лица шахтеров: Бучека и Булата, моториста Фесенко, учителя Куркутского, Клещина, Августа, Новикова.

— Вот вы, товарищ Безруков, говорите, что мы должны рассказать шахтерам, охотникам, рыбакам о советской власти, — проговорил Булат.

— Да, как можно подробнее, убедительнее, а главное, чтобы они поняли, что советская власть — их власть, — кивнул Мандриков, — что она не похожа ни на одну, которые были до сих пор.

— Наш товарищ, Мефодий Галицкий, — Булат пососал свою трубку, — настаивает на немедленном захвате власти.