Пламя над тундрой - [47]

— Мистер Стайн, опять этот кочегар-норвежец в кубрике большевистскую пропаганду ведет.

У Олафа вспыхнуло лицо. Его прежде всего покоробило то, что его механик обратился не к нему, а к Стайну, и уже хотел сделать резкое замечание механику, но вовремя удержался, изумленный и потрясенный открытием. Оказывается, уж не такой безобидный и тихий этот офицер Американского легиона, как себе представлял Свенсон. У него какие-то дела с механиком, его почему-то интересуют разговоры матросов в кубрике и почему-то механик обращается к нему с таким почтением и угодливостью, точно не Свенсон, а Стайн главный на шхуне. Олаф был сильно задет, но он мог держать себя в руках. В этот день ему предстояло не раз удивляться.

— Слышали? — обратился Стайн к Олафу, когда механик отошел от них.

Свенсон только кивнул. Ему, собственно говоря, было наплевать, о чем болтают в кубрике матросы. Он требует от них только одного — хорошо нести вахту! А если матрос ему не понравится, он выгонит его в первом же порту. Олаф не знал, как ответить на вопрос Стайна. Тот без всякого выражения на своем невзрачном лице продолжал:

— Вы очень беспечно набираете себе команду. В наше время это опасно. Знаете, как зовут этого кочегара-большевика?

Олаф пожал плечами.

— Волтер, Аренс Волтер. — Стайн требовательно смотрел на Олафа, и тот невольно почувствовал себя в чем-то виноватым. — Это тот высокий норвежец, кочегар, которого вы взяли во Фриско.

Свенсон не находил в этом ничего удивительного или из ряда вон выходящего. Так делают все и всегда, Олаф вспомнил матроса, о котором говорил механик. Когда на «Нанук» набиралась команда, охотников идти на Север было немного. Рейсы в Европу были более доходные. Кидд отправился в бордингхауз[15] и нанял первых попавшихся моряков-безработных, в том числе и этого норвежца. Не было времени, да Свенсон и Кидд до сих пор считали, что не обязаны узнавать, болтливы ли матросы, сочувствуют ли они папе римскому или кому там еще. Главное, чтобы они были моряками, и все.

Стайн назидательно сказал:

— Надо знать, кто под вами.

Он постучал ногой по палубе. У Олафа было испорчено настроение. Каким же он оказался слепцом. Стайн хозяйничает на шхуне, знает, что происходит в команде.

Олаф был обескуражен и не сопротивлялся, когда Сэм подвел его к матросскому кубрику и заставил слушать. Дверь у маленького трапа была полуоткрыта. До американцев доносился спокойный голос кочегара. Они не видели Волтера, но узнали его по заметному норвежскому акценту.

— …русские убрали своего царя у себя дома. Какого же черта наших парней посылают во Владивосток и в Мурманск?..

— Их позвали сами русские, — перебил кто-то из матросов.

— Такие же русские, как наш Рокфеллер или Морган. Им рабочие пинка дали, так они на помощь наши войска позвали. Нет, это не дело, игра ведется нечестно…

— Откуда тебе знать, — возразил чей-то хрипловатый голос. — Ты так стоишь за этих большевиков, словно сам большевик.

— Нет, я не большевик, — норвежец повысил голос. — Я уоббли![16]

— Фюйть, — присвистнул кто-то из матросов. — Тоже птичка с красными перышками. Вот что, дружище, перестань ты нас агитировать, В ирмовцы мы не пойдем и большевиками не будем.

— Не хочешь — не слушай, — возразил другой. — Парень дело говорит: чего мы к русским лезем? Для чего оружие грузили в Номе?

— А чтобы прибрать у них к рукам то, что плохо лежит. — Кто-то хлопнул кулаком по столу. — Вот Свенсон уже прибирает пушнину.

Свенсон рванулся к трапу, но Стайн удержал его и отвел от кубрика:

— С таким надо говорить один на один. Так он лучше поймет. Жаль, что мы не в Штатах. Придется сейчас только познакомиться с ним, а потом посмотрим.

— Вышвырну в Ново-Мариинске! — вскипел Свенсон.

— Напрасно. Он знает, что мы грузили в Номе, — холодно заметил Сэм. — В Ново-Мариинске он должен скончаться от несчастного случая. Так будет лучше!

Свенсон с опаской покосился на Стайна, передернул плечами.

— Холодно, надо согреться.

Они вернулись в каюту. После второй рюмки, когда Свенсон несколько успокоился, Сэм условился с ним, как вести разговор с Волтером. Кочегар был вызван к хозяину.

…Аренс Волтер собирался укладываться спать, когда вахтенный вызвал его. Кочегар двинул кустистыми бровями:

— Босс хочет угостить сигарой?

Вахтенный поддержал шутливый разговор:

— И вместе Библию почитать на сон грядущий!

Волтер натянул суконный китель поверх шерстяной безрукавки, надел кепку и вышел из кубрика. Вслед ему кто-то крикнул:

— Передай привет боссу!

Волтер не откликнулся. «Зачем он понадобился хозяину шхуны?» — думал он. Надвигался вечер, и горизонт затянула мгла. Волны шипели у бортов шхуны, цепляясь за них белыми обрывками пены. Кроваво-красный диск висел в серо-голубоватом небе, перерезанный тонкой цепочкой неподвижных облаков. На фоне солнца они казались черными. Червонная дорожка, похожая на полоску крови, легла через темное море. «К утру заштормит», — машинально подумал Аренс. Это может задержать шхуну в море, оттянуть приход «Нанука» в Россию, куда он так стремился. Аренс намеревался попасть из Фриско во Владивосток, но капитаны его не брали. Команды отбирались так строго, что неамериканцу нечего было и думать о подобных рейсах, а тем более ирмовцу. Аренс подозревал, что его имя уже довольно хорошо знакомо судовладельцам и капитанам. И все это газеты. Когда он выступал на митинге докеров и говорил в защиту русских рабочих, «которые добились освобождения от рабства капитала», его портрет появился во всех сан-францисских газетах. Его называли не иначе, как «большевистский агент, присланный из Москвы». Аренс не обижался, он даже гордился этим. С тех пор у него появилось страстное желание во что бы то ни стало побывать в России, на все посмотреть своими глазами. Не все было ясно и понятно Волтеру. Газеты сообщали такие противоречивые сведения о событиях в России, что даже грамотные из уоббли не могли точно сказать, что же там в конце концов происходит.