Пламя над Тереком - [9]

«Я ведь уже был солдатом, — думал Габати. — Винтовку как свои пять пальцев знаю. Даже номер трехлинейки помню, что была у меня на германской… Доброе было ружьецо!.. Теперь, правда, автоматы, танки, аэропланы… Трехлинейкой их не проймешь…»

Габати стал помогать вестовому комбата выполнять его поручения. В свободное время он пропадал то у автоматчиков, то у бронебойщиков… Однажды новоявленный боец морской пехоты поднял своей стрельбой на ноги всех солдат. Вестовому Ване Реутову пришлось потом выслушать форменную нотацию за то, что дал свой ППШ колхознику Тахохову — в «учебных целях».

Наконец пришел приказ комбрига, и Габати был зачислен в батальон Цаллагова рядовым бойцом. Когда он надел форму и побрился, старческий вид словно рукой сняло: Габати стал прямее, ростом выше, мужественнее. Его внешним видом занялся Ваня Реутов, любивший во всем морской порядок. Но Тахохова по-прежнему все — и офицеры, и старшины, и краснофлотцы — звали Габати. Так ему самому нравилось, да и комбату они подражали: тот звал его по имени. Этим, так сказать, подчеркивалось особое уважение к старому солдату.

Габати радостно улыбался: он был доволен и горд собой. Увидела бы старая Чаба его в краснофлотской форме, непременно бы сказала: «Ты что, дед, жениться собрался?..»

Надо написать письмо, «объяснить обстановочку». Сфотографироваться бы еще! Письмо с фронта и с фотографией— вот это было бы здорово! Только где взять его, фотографа?

Габати с важным видом присел за столик комбата, вынул из кармана огрызок карандаша, послюнявил и начал писать. Пожалуй, легче копать траншеи, глубокие, в рост человека, окопы, чем объяснять старухе на бумаге все, что с ним произошло. И поверит ли она, как он попал под бомбы фашистов и как его спас командир?

А Юлтузка… Поймет ли старая Чаба, что Габати без Юлтузки и без внуков не мог вернуться домой?..

Непрерывно морща лоб и вытирая пот с лица, Габати с трудом выводил одно слово за другим. Свое письмо он закончил так:

«А насчет полундры, солнышко мое, не беспокойся. Мой командир Бета сказал, что будем стоять так твердо, как стоит вершина Уастырджихох…[6]»

Высота «Крейсер»

Время приближалось к полуночи. Комбат не мог заснуть, хотя день сегодня был для него нелегкий. Несколько часов назад он прочитал приказ Верховного Главнокомандующего, смысл которого заключался в трех словах: «Ни шагу назад!..» Да, отступать больше некуда.

Незаметно проникало в сердце чувство тревоги за судьбу Родины и жгучей обиды, больше того, гнева и досады, что наши части, отступая, сдают фашистам город за городом. Куда же дальше отступать?

Бета перечитал свои записи к беседе с офицерами.

Комиссар батальона все еще лежал в госпитале после тяжелого ранения под Москвой, и Цаллагову приходилось самому вести политработу. Он любил и умел это делать, да и не хотел, чтобы Дорохова заменил кто-либо другой, кроме него самого.

Да, отступление смерти подобно. За спиной — вершины Кавказского хребта. Мы опираемся на стены Грозного и Орджоникидзе. До Баку — рукой подать… А Сталинград… Волга… Кто мог подумать, что фашистские войска дойдут до берегов Волги?

«Ни шагу назад!» Отступать некуда!..

Прохладный ветер трепал сухой бурьян, выл в складках Терского хребта. Темно-синее небо над горами и степью заволокли черные тучи, стремительно несущиеся с севера на юг. «Ночь по заказу разведчиков!» — подумал Цаллагов и пошел на вершину холма.

Подъем был крут. Склоны заросли кустарником. Было трудно пробираться по узкой тропе. Чуть наклоненная вперед высокая фигура, размеренное дыхание и осторожная, как бы ощупывающая землю поступь крепких ног изобличали привыкшего к горам человека. Стараясь двигаться бесшумно, Цаллагов приподнял полы плащ-палатки, но все же по временам они касались верхушек стеблей, и в темноте слышался жестковатый шорох. В разрыве туч показалась луна. Когда Бета достиг вершины, окрестности были залиты лунным светом. Цаллагов остановился. Прямо перед ним, насколько хватало глаз, расстилалась степь. Виднелась извилистая лента Те-река.

Там, внизу, желтоватыми пятнами проступали поля. Вдали белели приземистые дома селения — без единого огонька. Словно притаились. Бета всматривался напряженно, чувствуя частое биение сердца. Все вокруг было свое, родное, близкое. Здесь прошло его детство. За этим невысоким перевалом находится его селение. Вот по этой пыльной дороге Моздок — Владикавказ он не раз ездил в Ардон к родным матери на побывку. Ему ничего не стоило «отмахать» стоверстовый путь в зной, чтобы встретиться в Орджоникидзе с любимой девушкой… Самым счастливым днем своей юности Цаллагов считал тот день, когда отправился по этой же дороге в Одессу на учебу. Он мечтал стать инженером-кораблестроителем. Но помешала война: из института ушел добровольцем на фронт. В битве за Москву молодой офицер приобрел немалый опыт, он накапливался в непрерывных тяжелых боях… Немцы — в Моздоке. Все здесь — берега Терека и вот этот хребет завтра станут полем битвы… Выстоит ли батальон? Сможет ли удержать рубеж? И сколько еще продлится война? Наступит ли день, когда он повезет свою невесту в родительский дом по знакомой дороге?..