Пламя над Тереком - [165]
Твердохлебов, не снижая своей вины, но напирая на желание, которое им руководило, старался быть кратким, высказался без запинки.
Яков сказал трибуналу почти то же, но вздыхая. И повторил заключительные слова Ивана, поглядывая па него:
— Только очень прошу, не сажайте в тюрьму. Дайте повоевать.
— А чего это вы насчет тюрьмы просите? Во-первых, чего искали, то и нашли. А во-вторых, не обязательно это тюрьмой может кончиться. — Он взглянул поочередно па своих заседателей. — Это как трибунал решит. Прежде всего за ваши преступные действия полагается расстрел.
Иван и Яков не на шутку испугались. Их не устраивало сидение во время войны в тюрьме, не этого, действительно, добивались. Ну, а расстрел опять же лишил их возможности воевать, да и смерть была бы позорной.
— Ну ладно, — сказал строго майор, — у нас тут не ахти какие апартаменты: совещательной комнаты нет, так что пойдите покурите возле землянки. А мы посовещаемся малость. Часовой, выведите подсудимых.
Твердохлебов и Чивиков вышли со смешанным чувством. Страшна была их дальнейшая судьба, в которой, кажется, не видать было главного — войны. Черт его побери, никак не поймешь этого майора!
Не успели «дотянуть» свои цигарки, как моряк выглянул из двери и крикнул часовому:
— Введи заключенных!
Матросы вошли. Майор встал.
— Объявляется приговор, — сказал он. — Именем Союза Советских Социалистических Республик… — начал читать он.
В приговоре говорилось, что Твердохлебов, как зачинщик и организатор этого коллективного побега из части, приговаривается к семи годам, а Чивиков к пяти годам тюремного заключения. По случаю военного времени тюремное заключение заменяется штрафной ротой с последующим, по окончании войны, отбыванием разницы в годах в тюрьме.
— Спасибо, товарищ майор, — в один голос воскликнули осужденные.
— Это уж не меня благодарите, — сказал с чуть заметной улыбкой председатель, — а законы. Мы тут ни при чем, мы решаем по закону.
— Все равно, только спасибо, — сказал Твердохлебов, — что повоевать даете.
— Ни пуха вам, ни пера, братки, — сказал моряк, член трибунала. Потом подошел и крепко пожал осужденным руки. — Бейте фашистских гадов по-нашенски…
Твердохлебов и Чивиков с заседания трибунала были отправлены не в землянку своего предварительного заключения, а в другую, отстоящую отсюда не слишком далеко, где собирали осужденных для маршевой отправки под конвоем к месту переформировки и пополнения по-трепанной в минувших боях 255-й бригады морской пехоты Потапова.
По дороге в бригаду Твердохлебов, «стреляя» у одного из бойцов, сопровождавших штрафников, табачку, сострил:
— И чего обувку бьете, за нами ходите? Разве кто из нас убег бы, если бы вас не было? Мы же сами на смерть нарываемся, а нас только задерживают тут разными процедурами!
— Ходим потому, — огрызнулся часовой, — что вас надо табачком угощать. Не бегали бы от войны — свой курили бы. Хоть и трудно с доставкой, а курево регулярно выдают. А такие, как вы, сами себя обестабачили и нас разоряют, из-за вас и нам не хватает…
— Ты уж извини, браток…
— Ладно, чего там, закуривай…
Так, перекидываясь словами с охраной и друг с другом, Иван и Яков дошли до бригады, где сразу же были «включены в личный состав роты». Их даже не заинтересовал ее номер, не в номере дело!
А с утра началась та самая «мозгобоина», которую «ни в жисть не забудет» Твердохлебов.
«Мозгобоиной» солдаты сердито прозвали трудные и долгие военные занятия, должно быть, потому, что «процедура» эта была здесь лишь еще одной неожиданной задержкой на пути к «передку». Неожиданной потому, что все они уже давно и обстрелянные и пуганые, а «снаряд налетит — сообразишь, как ползти». Учиться этому, мол, излишне.
Однако «мозгобоина» была все-таки очень нужна, если и не в отношении военной учебы, то именно в самом главном — знакомстве людей между собою, которое вело к взаимному изучению характеров, к сродству душ, ведущему, в свою очередь, к боевой дружбе.
Друзья попали-таки в роту Филиппа Рубахо, который оказался на вид совсем не таким, как он рисовался в их воображении.
Старший лейтенант, командир роты, был мал ростом, к тому же хромал после ранения. Нога не сгибалась, и он крутился на ней, словно волчок на своей подставке, во все стороны и так быстро, что мгновенно «ловил» виновника, заговорившего в строю, даже на полуслове.
Филипп Рубахо возбуждал у Якова и Ивана смех, возможно из-за того, что внешне был полной противоположностью героическому образу, нарисованному в их мозгу.
В довершение сугубо партикулярной внешности Филипп Рубахо держался совсем просто, казался совсем не грозным, каким, как они думали, должен быть командир со славой сорвиголовы.
— Не спеши с выводами, — угрюмо сказал как-то Ивану один из бойцов, уже узнавший поглубже старшего лейтенанта. — Характерец у него — не ровен час, наколешься.
— Ну что, морячки? — спросил новичков Рубахо несколько сипловатым голосом и вроде бы по-панибратски. — По войне соскучились? Это удовольствие нам скоро представится. Вы подводники, видать? Говорят, у вас кто сдрейфит, того из торпедного аппарата к акулам пускают? У нас ни того, ни другого не водится. Но кто смерти спереди побоится, она сзади сама найдет. А кто не боится глядеть ей в глаза, от того она сама бежит, как сумасшедшая. Так что не дрейфить. И все будет в порядке, не пропадем, как тараканы.
На русский язык переведено уже несколько книг известного осетинского писателя Тотырбека Джатиева — «Два друга», «Морской джигит», «Горная звезда», «Пламя над Тереком», «Дика», издан сборник повестей и рассказов. В настоящую книгу включены две повести. В первой — «Тайными тропами» — поведана действительная история храброго командира особой партизанской бригады осетина Хатагова, которая действовала в годы войны на территории Белоруссии. Во второй повести — «Мои седые кудри» — рассказывается о судьбе осетинки Назират — о ее безрадостном детстве, которое прошло в условиях царской России, о молодых и зрелых годах, совпавших с рождением и становлением советской власти на Кавказе.
Осетинский писатель Тотырбек Джатиев, участник Великой Отечественной войны, рассказывает о событиях, свидетелем которых он был, и о людях, с которыми встречался на войне.
Следы остаются — первая книга о милиции Северной Осетии. Вместе со всеми органами внутренних дел страны сотрудники милиции республики стоят на переднем крае борьбы с пережитками прошлого в сознании людей. Решительно пресекая преступные посягательства на социалистическую и личную собственность граждан, личность и права советских людей, они борются за утверждение социалистической законности и справедливости, за высокую дисциплину и образцовый общественный порядок. В создании сборника приняли участие журналисты, работники МВД республики.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.