Пламя над Тереком - [161]
— Посмотри-ка, браток, не лошади ли там, у крайней сакли? — спросил, всматриваясь в даль, Чивиков.
— Лошади и есть, только с рогами, — ответил Иван.
— Я даже запах парного молока унюхал. Вперед, Иван, — принимая шутку Твердохлебова, ответил повеселевший Чивиков.
— Ты принюхивайся, браток, не пахнет ли жареной бараниной, а я к этим коровенкам проскользну. Понял?
— Иван, приглядись-ка получше. Около коровки-то женщина хлопочет.
Твердохлебов подошел к хозяйке, медленно, чтобы не напугать ее, снял бескозырку, поклонился и тихо проговорил:
— Здравствуйте, хозяйка, доброе утро вам.
Пожилая женщина в черном одеянии от неожиданности вздрогнула и поднялась. Увидев перед собою доброе лицо Твердохлебова, она приветливо ответила ему:
— Здравствуй, здравствуй, сынок! Доктор нужен?
— Нет, хозяйка, доктор не нужен. Мы с другом воевать идем, матросы мы. Пешком идем на фронт. В ауле немцев нет? — вполголоса проговорил Твердохлебов, довольный тем, что первый испуг быстро сошел с морщинистого лица женщины.
— Нету их, проклятых, заходи в дом. А сами издалека?
— Всю ночь пешком шли. Нам бы поесть чего-нибудь да поспать маленько.
— Ой ме[13]! Устал. Кушать хочешь. Спать. Иди, иди, сынок, за мной… — сказала женщина и пошла в саклю.
Твердохлебов обрадовался и, махнув рукой Якову, пошел за хозяйкой. В сакле чуть светила мигающая плошка, но было тепло и просторно. Друзья уселись на деревянную длинную скамью с резными украшениями. Хозяйка вышла, сказав, что пойдет доить коров.
— Молочка парного принесу, а вы пока отдохните.
— Дозволь, мать, я помогу тебе, — сказал Иван, выходя вслед за женщиной, — я и корову могу подоить и дровишек наколоть.
Яков остался в сакле один. Окинул взглядом комнату— уютно, чисто. На стенах — ковры. «А что это за фото на стене?» — подумал Чивиков, встав со скамьи и рассматривая лицо человека, смотревшего на него со стены открытым смелым взглядом. Большой орлиный нос, густая борода, резко очерченные брови, весь облик подсказывал Чивикову, что перед ним портрет героя.
— Мой муж, — услышал он голос женщины за своей спиной. — Убит недавно фашистами… Когда они ворвались в аул, он бил их из охотничьего ружья… из этого окна стрелял… он меткий стрелок был… но к сакле подкрались враги и в спину его… из автомата. Меня, на горе, дома не было — скотину пасла. Когда вернулась, наши солдаты уже в ауле были. Всех злодеев переловили. Они к нам с самолетов, проклятые душегубы, спустились.
В саклю шумно вошел Иван и поставил на стол ведро с парным молоком. Не догадываясь, о чем только что шел разговор, он громко сказал:
— Коровенки смирные, а молока дают маловато.
— Слышь, Ваня, фрицы десант сюда сбрасывали, — прервал его Яков. — Мужа хозяйки нашей, понимаешь, убили. Он по ним из окна бил, из двустволки. Герой. Посмотри, вот его фото.
Твердохлебов подошел к стене, посмотрел на портрет, потом молча приблизился к женщине и склонил перед ней голову.
Женщина подошла к столу, открыла ящик, достала белый платочек, неторопливо развернула его и показала фото:
— Сын мой… он погиб под Туапсе… Злодеи, проклятые злодеи! — Слезы лились по ее лицу, плечи вздрагивали.
Иван и Яков почувствовали, как к горлу подкатывает и не дает дышать горький комок.
— Сын твой, мама, рядом с тобой, — проговорил Иван, еле сдерживая слезы. — Прикажи — и я отомщу врагам! — Твердохлебов обнял женщину за худые плечи. — Не плачь, мать…
— Кровь мужа! Кровь сына! Никого у меня больше не осталось на свете. Ты, русский матрос, отомсти врагу! — Женщина распрямила плечи, сверкнула глазами и посмотрела в лицо Ивану.
Твердохлебов опустился на колени перед горянкой, помолчал минуту, потом торжественно произнес:
— Я, русский матрос, отомщу врагу за смерть твоего мужа, за смерть твоего сына! Я даю эту клятву и говорю: отныне ты моя мать!..
— Встань, сын мой, я верю тебе. Я скреплю твою клятву материнской грудью. Это наш старый обычай.
Женщина-мать расстегнула пуговицы на платье, обнажила грудь и, глядя на Ивана, сказала:
— Подойди, сын мой, прикоснись губами к груди моей… Да будет клятва твоя священна!
Твердохлебов прикоснулся губами к груди матери.
Яков Чивиков, потрясенный всем виденным, стоял, боясь нарушить это величественное деяние.
Потом Иван подошел к портрету мужа названой матери своей и сказал:
— Герой, благослови на подвиг!
— Запомни, сын, что твою вторую мать зовут Шатанэ. Запомни, что муж мой, Созурук, не струсил перед врагом, не опозорил имя мужчины.
Такое нельзя забыть. Яков, укорявший себя за бегство с подлодки, теперь думал только об одном: скорее на передовую, мстить, мстить и мстить фашистам за слезы матерей, за кровь отцов, братьев, сестер.
Глава седьмая
После обеда Кесаев зашел в каюту командира бригады и доложил, что ремонт его «Малютки» закончен, а испытания показали, что она в море — дельфин.
— Я готов идти в море, товарищ комбриг, — коротко и радостно закончил свой рапорт старшему начальнику Кесаев. — Прошу «добро» на операцию.
— Что-то рановато твой мертвец ожил, — с недоверием посмотрел командир на Астана. — Не верю! Не верю, Астан Николаевич! Где это слыхано — за два месяца подготовить разбитый корабль к атаке? Не приснилось ли тебе, мой друг, что ты можешь идти в плавание?
На русский язык переведено уже несколько книг известного осетинского писателя Тотырбека Джатиева — «Два друга», «Морской джигит», «Горная звезда», «Пламя над Тереком», «Дика», издан сборник повестей и рассказов. В настоящую книгу включены две повести. В первой — «Тайными тропами» — поведана действительная история храброго командира особой партизанской бригады осетина Хатагова, которая действовала в годы войны на территории Белоруссии. Во второй повести — «Мои седые кудри» — рассказывается о судьбе осетинки Назират — о ее безрадостном детстве, которое прошло в условиях царской России, о молодых и зрелых годах, совпавших с рождением и становлением советской власти на Кавказе.
Осетинский писатель Тотырбек Джатиев, участник Великой Отечественной войны, рассказывает о событиях, свидетелем которых он был, и о людях, с которыми встречался на войне.
Следы остаются — первая книга о милиции Северной Осетии. Вместе со всеми органами внутренних дел страны сотрудники милиции республики стоят на переднем крае борьбы с пережитками прошлого в сознании людей. Решительно пресекая преступные посягательства на социалистическую и личную собственность граждан, личность и права советских людей, они борются за утверждение социалистической законности и справедливости, за высокую дисциплину и образцовый общественный порядок. В создании сборника приняли участие журналисты, работники МВД республики.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.