Пламя над Тереком - [154]

Пропал первый день отдыха и для Кесаева. Отдохнув несколько часов, он снова пошел на судоремонтный завод посмотреть, приступили ли к ремонту «Малютки».

К полному своему разочарованию, даже ужасу, он увидел, что о ней на заводе вовсе забыли.

Бросился он разыскивать начальство, но это оказалось нелегкой задачей. Астан ходил от бригады к бригаде, от цеха в цех, и всюду один ответ: не знаем. Когда он пытался подробнее расспросить рабочих, они нехотя отрывались от работы, смотрели на Астана удивленно и, показывая рукой на огромную территорию, говорили:

— Где-то здесь должны быть.

И снова принимались за дело.

После долгих поисков, уставший от хождений и лязга железа, Астан вдруг увидел двух, как ему показалось, мастеров. Они о чем-то тихо беседовали у небольшого катера, который стоял на эллинге. У катера было помято днище. Похоже, что он с ходу напоролся на подводный камень.

Астан подошел к ним, поздоровался, назвал себя и объяснил цель своего прихода на завод. «Мастера» тоже поздоровались и тоже назвали себя. Один из них был начальником завода, другой главным инженером.

— Ваша лодка будет готова через шесть месяцев… — сказал главный инженер равнодушным и усталым голосом.

Астан, представляющий себе объем работ по ремонту «Малютки» и считавший вполне подходящим сроком две недели, вздрогнул как ужаленный.

— Сейчас время не для шуток, друзья, — ответил Астан и в упор посмотрел на главного инженера.

— Товарищ командир, — сказал директор, — мы слишком заняты, чтоб шутить. Главный говорит верно — шесть месяцев.

Кавказский характер Астана прорвался, несмотря на его железную морскую выдержку.

— Я даю вам срок — один месяц. Ясно? Тридцать полных дней, и ни часа больше.

— Вы что, контужены, капитан-лейтенант? — вскипел директор. — Не видите, сколько кораблей ждут рабочих рук… а где их взять?

— А вы знаете, что такое Севастополь? И что такое хотя бы одна подводная лодка? — горячился Астан.

— Не кипятитесь, командир, разве мне не хочется скорее отремонтировать суда, — перешел на мирный тон директор. — У меня два сына на фронте, один тоже, как вы, моряк. Но что я могу сделать? Рабочие получают в день по триста граммов хлеба, а работают по две смены. Больше не вытянешь…

Астан задумался. Но он был не из тех людей, которые пасуют перед, казалось бы, невозможным. Он был доволен, что директор смягчился, и ответил ему тем же. Но Астан был еще и неплохим дипломатом. «Попробую директора и главного сделать союзниками. По форме они правы — все их заказы являются военными, все срочные и сверхсрочные. А вот пробудить сочувствие, интерес к «Малютке» — это поможет». И Астан рассказал о своей лодке. Его не перебивали. Он рассказал, как экипаж ремонтировал ее, и вдруг воскликнул:

— Выход есть, товарищи! Я знаю хороший, верный выход.

Директору завода начинал нравиться этот настойчивый и горячий парень.

— Это какой же выход? — спросил директор, толкнув локтем главного. — Мы с тобой мозги сушим по ночам, а он за минуту выход нашел.

— Весь экипаж переселим сюда, на завод, койки перенесем к вам… Согласны? Это будет ваша ударная рабочая бригада…

— Хорошая мысль, но… незаконное дело, товарищ капитан-лейтенант. Могут и нас наказать и вас, — покачал головой начальник.

— На корабле нет профкома. Говорить с людьми буду я. Если военные моряки сами согласятся выполнять работу заводского рабочего, то, надеюсь, трибунал за это не осудит нас. Верно? — Астан придал разговору шутливый тон. — А теперь давайте пожмем друг другу руки.

— Ха! — протянул руку директор, переходя на «ты». — Но ответ за нарушение ты будешь держать один. Это запомни!

— Есть, товарищ директор! Отвечать буду я — командир подводной лодки капитан-лейтенант Астан Кесаев. Разрешите идти?

Он козырнул, круто повернулся и четким шагом пошел к заводской проходной. Когда он удалился, директор сказал главному:

— А ведь этот парень ничего…

— И хитер к тому же, — добавил главный. — Он, брат, нас с тобой так искусно обработал, что и опомниться не дал. Хитер, бродяга, ничего не скажешь.

Вернувшись вечером в «Эльбрус», Кесаев собрал в своей каюте коммунистов и комсомольцев экипажа. Объяснил все, сказал о своем решении.

— Надеюсь, экипаж меня поддержит, — заключил он свое короткое слово.

И весь экипаж дружно, единодушно поддержал своего командира.

Иван Твердохлебов тоже сказал, что это хорошее дело, однако долго не мог заснуть, думал, и лишь под утро сон одолел его. Но перед тем как уснуть, сказал своему другу Якову Чивикову:

— Видел? Теперь уже из нас рабочих сделали. Вся страна в огне, Родине солдат нужен, понял? Пехотинец нужен, а мы здесь ковыряемся.

Чивиков промолчал.

На следующее утро после завтрака в кубрике «Эльбруса» уже никого не было, кроме троих: дежурного — старшины первой статьи Гуни, сидевшего на табурете у входа, спокойного, казавшегося увальнем, да лежавших ничком на соседних койках двух друзей — Ивана Твердохлебова и Якова Чивикова.

По прибытии па базу многие члены экипажа получили письма.

Получили по письму от родичей и Твердохлебов с Чивиковым.

Содержание матросских писем тотчас стало известно всему экипажу, так как они были прочтены вслух, и никто не оставался равнодушным к ним.