Пламенная роза Тюдоров - [165]
Он сидел со мной рядом до тех пор, пока мои веки не потяжелели и я не начала проваливаться в объятия самого верного моего возлюбленного – Морфея. Кажется, так зовут бога сновидений? Прошла уже целая вечность с тех пор, как я прочла ту книгу по мифологии, стараясь стать Роберту ровней. Теперь это не имело никакого значения. Как бы его ни звали, бог сна оказался жестоким и в то же время нежным любовником, который, рука об руку с медициной, играл с моим одурманенным разумом и из-за которого я думала, что теряю рассудок. Но в тот день мне не было до этого дела. Отдавшись в руки Морфея, я крепко уснула.
Доктор Бьянкоспино напоследок склонился надо мною и поцеловал в лоб, прошептав еще раз:
– Доверьтесь мне!
Затем он ушел.
Я долго спала, и сон мой был крепким, беспробудным. Мне снилось что-то легкое, неуловимое, чего я не смогла запомнить.
Морфей радушно принял меня в тот день, я проснулась уже глубокой ночью от негромкого стука, который раздавался из-за моей двери. Я оцепенела от страха, не в силах приподняться и даже оторвать голову от подушки. Мне не удалось и окликнуть спящую рядом Пирто. Неужто кто-то вздумал чинить что-то в столь поздний час? Вряд ли починка какой-нибудь шатающейся половицы не может подождать до утра. Должно быть, уже пробило полночь, наступил колдовской час. Стук резко прекратился, но я о нем и думать забыла – теперь я испытывала настоятельную потребность облегчиться, для чего мне предстояло встать с кровати. Только сходив по малой нужде, я вспомнила о напугавшем меня звуке и открыла дверь, чтобы узнать, откуда он доносился.
Мой крик огласил весь дом, лишив покоя его обитателей на остаток ночи. Прямо перед моей опочивальней на полу лежало высушенное, потрескавшееся, красное овечье сердце, пронзенное несколькими веточками боярышника, а рядом с ним – крошечная глиняная фигурка женщины, из груди которой торчал гвоздь, прибивший маленькое тельце к полу. Крепившийся к ее голове золотой локон и окровавленная юбка тут же услужливо подсказали мне, кого изображала эта нелепая кукла, – меня! Я лишилась чувств прямо на пороге, и последним, что мне запомнилось, стали встревоженные лица сбежавшихся к моим покоям людей в ночных рубашках, держащих в руках зажженные свечи.
Спустя какое-то время я проснулась в своей постели. Все пытались втолковать мне, что это был просто дурной сон, ночной кошмар, которому не нужно придавать особого значения. Но я знала, что видела это, пускай они уже убрали страшные предметы – дурное знамение, предвещающее мне верную смерть. Я знала, что здесь не обошлось без черной магии, колдовства. Должно быть, мой нетерпеливый недоброжелатель решил, что, поскольку рак и яды не действуют так быстро, как ему хотелось бы, нужно напугать меня до смерти. Чуть позже в тот же день мне показалось, будто я видела темный силуэт Ричарда Верни в саду – вглядевшись, я поняла, что нет никакой ошибки и это именно прислужник моего мужа разговаривал в тот момент с мастером Форстером. Мистрис Форстер попыталась убедить меня в том, что тот прибыл по поручению моего супруга, привез какие-то бумаги мастеру Форстеру, который вел финансовые дела Роберта, и что этот человек уже давно уехал, но я истово верила в то, что его привели сюда совсем иные, дурные намерения. Ричард Верни был самым преданным слугой моего мужа, и он уже дважды покушался на мою жизнь, сперва с помощью яда, затем пытаясь убить меня руками Красного Джека. От мучительной смерти меня уберег лишь отъезд из Комптон-Верни, и вот этот злой человек добрался до меня и в Камноре.
Злость придала мне сил, и я чуть было не послала за доктором Бьянкоспино, чтобы дать согласие на операцию, позволить ему приковать себя к столу и пожертвовать грудью ради спасения своей жизни. Я так хотела жить, жить назло своим врагам и Роберту, ставшему моим ночным кошмаром! Но неожиданно обретенная храбрость улетучилась, когда под вечер мне доставили из Лондона «Книгу ядов», написанную доктором Кристофером Бьянкоспино, в которой я обнаружила рыжий волос, услужливо подсказавший мне, что сей научный труд мне прислала извечная моя соперница – королева.
Я всегда шла на поводу у своих чувств, легко поддавалась эмоциям. Мне чужды были расчетливость и рассудочность, и мои враги прекрасно знали об этой моей слабости, так что я поступила в точности так, как они и предполагали. Я позволила страху взять над собой верх, от ужаса у меня голова шла кругом, и я попросту утратила способность трезво мыслить. Потому ей и удалось добиться того, чего она так хотела, – посеять семя сомнения и заставить меня отвернуться от доктора Бьянкоспино, человека, который мог исцелить меня.
