Пламенная роза Тюдоров - [167]

До конца дня я постоянно роняла какие-нибудь вещи – веер, перчатки, носовой платок и даже шпильки, которые совершенно случайно выпали из моих волос вместе со шляпкой, унесенной порывом ветра, и приказывала своему «отважному псу» подносить их мне. Когда он исполнял мое пожелание, в знак благодарности я трепала его рукой по волосам, приговаривая «Хороший мальчик!», и награждала маленьким кусочком мяса, что неизменно приводило его в бешенство. Так что к тому моменту, когда я наконец отправилась спать, человек, мнивший себя властелином державы и моего сердца, окончательно рухнул со своего пьедестала.

Я также продолжала бесстыдно флиртовать с Арунделом, Пикерингом и милым Трусбери. Когда уважаемый мой советник, сэр Уильям Поле, который восемьдесят пять лет прослужил при моем отце, брате и сестре, а теперь продолжал давать ценные советы и мне, принимал нас у себя дома в Винчестере, я постоянно сидела рядом с ним. Целуя его в морщинистые щеки, я все повторяла, что не будь он таким старым, я бы взяла его в мужья, «предпочтя всем достойным мужам Англии», но он, к сожалению, больше напоминает березку, а мне нужен супруг, подобный могучему дубу. Как же Роберт бесился, слыша эти мои слова, один раз он даже стукнул кулаком по столу, расколотив стоявшую перед ним миску с салатом и опрокинув кубок с вином на колени своей сестры. Я тут же встревоженно кликнула своего лекаря и, когда тот подбежал ко мне, велела осмотреть лорда Роберта, поскольку «он так покраснел, что, боюсь, его вот-вот хватит удар! Взгляните только, как вздулись вены на его висках!».

Да, я вела себя эгоистично, признаю. Я по-прежнему молода, по прошествии стольких лет непрерывной борьбы за свою жизнь и пребывания в плену собственных страхов мне просто хотелось быть свободной. Я убеждала себя, что сделала для Эми все, что могла, что ей хорошо и о ней заботятся как никогда прежде, после чего предавалась утехам с единственным человеком на свете, который мог выпустить меня на волю. Впрочем, вполне возможно, что это всего лишь отговорки, с помощью которых я пытаюсь скрыть тот факт, что сердце мое навеки пленил очаровательный Роберт Дадли.

Многие меня пытались образумить. Иногда я мстила этим доброжелателям, отправляла в Шотландию самых заклятых врагов Роберта – герцога Норфолка и даже самого Сесила, чтобы тот принес наконец мир на эти мятежные земли. Я не хотела ничего слышать, я закрывала глаза на недостатки и причуды Роберта. И все же мне хотелось вычеркнуть его из своей жизни. В моменты уединения я все же прислушивалась к голосу разума, а потому со временем стала избегать одиночества; мне так не хотелось быть откровенной с собой, что я все время искала шумной компании. Конечно, не каждое лето будет таким мрачным и дождливым, как это, вполне возможно, такого ненастья больше не будет на моем веку. Мне было почти двадцать семь. Долгое время я упорно избегала брачного ложа, уверовав, что мне суждено умереть старой девой, капризной и кислой, как дикие яблочки. Многие мои поклонники также уже оставили надежду добиться моей руки, признали свое поражение и взяли себе в жены более сговорчивых женщин.

Прежде чем отправиться в Шотландию, Сесил предупредил меня:

– Мадам, надеюсь, у вас хватит ума не выйти за время моего отсутствия за Роберта Дадли, не забывайте: поступив так, взойдете на брачное ложе королевой Елизаветой, а проснетесь простой леди Дадли! Этот брак обернется катастрофой для всего королевства! – припугнул он меня.

Но я не стала слушать мудрого советника и лишь презрительно бросила через плечо:

– Это ваша война, Сесил, вам ее и заканчивать. Не возвращайтесь ко двору, пока не заключите с шотландцами мир!

Он вернулся к июлю, добившись того, что казалось всем нам невозможным, но я была слишком обижена на него, чтобы встретить положенными случаю благодарностями, а потому отправилась в Кью, где Роберт устроил знатный пир для всех моих придворных. Пока все угощались начиненными яблоками и орешками жирными перепелками, которых после жарки вновь украсили перьями и усадили в чудесные гнезда, наполненные маринованными перепелиными яйцами, мы с ним уединились в благоухающем розами саду, устроившись на мягких розовых подушках и скрывшись от любопытных глаз за тончайшим розовым же занавесом с золотой венецианской бахромой. Однако этот скромный полог не смог скрыть от гостей Маслодельни того, что я лежала в объятиях своего друга.

В тот день Роберт подарил мне огромный синий сапфир, принадлежавший когда-то моему отцу. Камень был вырезан в форме сердца, которое окружала цепочка из изумительных белых бриллиантов. «Вот мое сердце, – сказал он, раскрывая передо мной голубую бархатную шкатулку, – прими этот дар в знак истинности моей вечной любви. Пускай бесподобная синева этого камня напоминает тебе о моих искренних чувствах, которые по глубине своей могут сравниться лишь с синим морем, с бескрайним океаном!»

Я молча наблюдала за тем, как он вешает украшение мне на шею, и вспоминала то янтарное сердце, что бросила к моим ногам взбешенная Эми тогда, в летнем саду. Не сомневаюсь, ей он вручал свой подарок с такими же красивыми словами, потому его фразы казались мне пустыми, фальшивыми и бессмысленными. Любопытно, скольким еще женщинам Роберт дарил свое сердце вместе с дешевыми безделушками и сладкими речами?