Пламень очистительный - [8]

— Как хотите, — вознамерился было непрошеный доброхот обидеться, но передумал и принял вид оскорбленного достоинства, — только я, если бы даже знал банк с заведующим придурком, согласным обналичить столь значимую сумму, посоветовал бы подогнать грузовик к служебному выходу да загримироваться, чтобы некая нескромная персона не привлекла пристального внимания финансовой полиции…

— Не надо преувеличивать, какой там грузовик? Вполне обойдемся фургончиком — уже заказан, дожидается. Приятно, знаете ли, начинать стоящее дело с наличных. Кстати, в фургоне точно такой же агрегатик имеется, но неиспользованный. — Восточно-зангипиец продемонстрировал напоследок секретаришке заветную коробочку с красной кнопкой да с мини раструбом направленного действия, что самого Мусороса обратила в покладистого мецената-флегматика. — Так что препятствий с получением хоть всей с потрохами имеющейся в банке наличности не предвидится, единственное — если теперешние «фифти» вас не устраивают, условия договора недолго переиграть…

Ну-ну, не пугайтесь. Это я так, к слову об изобретательности: в свое время наклепали образованных, теперь вот плоды пожинаем.

Секретаришка побледнел, затем лицо приняло цвет столь почитаемых им денежных знаков, потом посерело, будто «знаки» обратились, чего давно уж заслуживали, в пепел.

— Нет, нет, не подумайте, лично против вас я не ничего имею и, тем более, против народа, чьим доблестным представителем вы являетесь, народа-подвижника и, я бы сказал, композитора земных симфоний! — Нервно заерзал по негигиеничному сиденью такси секретаришка, лихорадочно соображая, как и чем загладить досадливую несдержанность на язык. — Ах, знать бы, какой я национальности — непременно переписался бы в вашу! Ощущать себя, быть причастным деяниям великого этноса — это ли ни смысл, ни цель… М-м, уверен, что вы вложили в обработку Мусороса не менее моего — полчаса талдычили сущую ахинею. Еще немного и старикан, вполне возможно, расчувствовавшись, по собственной инициативе чек на обед в благотворительной столовке подмахнул бы запросто.

А народ… простите, великий народ, тоже ни в чем не виноват, просто включает защиту рассудка от навалившихся ужасов, всего-навсего. Это как у тюленей, когда на них касатки охотятся, кого-то не растерзали — повезло, и уцелевшие счастливчики уже через мгновение опять игривы, веселы…

— … и снова лезут в пасть к хищникам. Вам бы лучше в естественные науки податься, чем в мою национальность: все-то на биологию съезжаете, а теперь еще на морскую ихтиологию. Кстати, к Океанскому ведомству не имеете никакого отношения… знакомства, связи?

— Эге-ге, а я-то думал, что, по крайней мере, на океаны вы свою деятельность распространять не собираетесь…

— Увы, — восточно-загнипиец с огорчением пожал плечами, — если до океанов и доберемся, то не скоро.

Глава 1 Штабные решения страшнее сражения

По безбрежному, затянутому беспросветными, серыми тучами небу гоняла взад-вперед дюжина сумасшедших бакланов, за своеобразие вкусов прозванных буревестниками. В неутомимой оригинальности отчаянные птицы смело могли поспорить с жителями туманного загнипийского острова, что на закате вырождения припустили наперегонки поклоняться эльфам, гномам, гоблинам, троллям и прочей нечисти, должно от того, что, из поколения в поколение упорствуя, пили для сугрева в сыром климате подогретое пиво, а не как практического склада ума человеки — холодную водку. А по утрянке от трескотни в головах далеко ли до эксцентрики?

Вот и буревестники не отставали, ведь только самые отпетые, вплоть до легких форм шизофрении чудаковатые пернатые могли находить какой-либо смысл или получать удовольствие, рассекая крылами коктейль, сбитый из рваных клочьев туч и брызг вдребезги разбиваемых волн.

Доселе мирно, привычно резвящийся Пасифик не на шутку возмутился да вполне справедливо вознегодовал, когда обнаружил, что гармонично, ритмично вздымающуюся водную поверхность, вспарывая, точно гнилой занозой, бороздит нахальными кругами инородное тело. Мало того, что тело весьма далекого от маренго, гадкого, мышастого цвета, но и оставляет в относительно чистых водах след мерзко разлагающегося ядерного топлива. Взбеленился Пасифик — послушные волны остервенело задолбили в почти, казалось бы, отодранную от корпуса посадочную да взлетную палубу, рьяно пытались захлестнуть командную рубку, доставая в отчаянных попытках даже до мостика. Зловещие как милитаристские праздники, одиозные как претворение сих торжеств в планетарную жизнь, вертикально вздыбившиеся валы прессовали досадную на океанской груди «занозу», вдавливая мерзость в глубины вод, но, зияя рваными пробоинами, полные неутраченной мощи, в негодовании прокатывались мимо. Далее уж, за горизонтом, вымещали гнев с накопленной обидой на подвернувшихся, ни в чем не повинных торговых корабликах, на прикидывающихся безобидными, но на всякий случай в ожидании неприятностей прищурившихся жапанских берегах…

* * *

Ударный авианосец, огневая мощь которого запросто стерла бы с лица земли, а для пущей гарантии вбила бы под землю все живое на территории в пятьсот тысяч квадратных миль, терпел бедствие, но не сдавался. С виду, как будто в рассеянности, а на самом деле в ожидании подмоги, педантично наворачивал флагман позорные по взбеленившемуся океану круги, попутно снося непочтительное поведение стихии. Помимо несколько однообразного маневрирования, оправдывая гордое название «Могикан», авианосец то и дело отстреливался от возможно затаившихся в морских глубинах террористов крылатыми «томашавками».