Пламень очистительный - [76]

— М-м-м-мы. — Как в воду глядел обстоятельный имка: едва оклемавшийся переводяга даже в немом состоянии попытался воззвать к сердоболью караульщицы, но та, к искусам уж изготовлена, увы, по достоинству оценить бессловесную галантность не смогла: отвлеклась на неуместную, постороннюю суету на входе в охраняемое помещение.

Ко многому привычный ментонер, да изготовившийся, чтоб избежать «огненной правды», к дальнейшим прельщениям переводяга чувствовали себя, в общем-то, неплохо, не столь комфортно, как до обидного обрыва обшлагов с поношенного, правда, но представительского кафтана, однако вполне терпимо. А вот секретаришка претерпевал воистину танталовы муки: пришлось все же бочок тушки зубами измочалить да, чтоб освободить заклиненные челюсти, прожевать вплоть до заглатывания выделившегося «соуса». Гастроном как раз усиленно отплевывался да неблагодарно отфыркивался, когда в подвале внове раздались мало чего хорошего предвещающие варварские клики.

«Видно, чуждое племя, пока хозяева в отлучке, налетело разбойничать, — успокоительно решил секретаришка. — А то — квартплату выколачивают? Интересно, сколько дерут с квадрантного метра задымленного подвала низвергнутого строения и предоставляют ли помещения под офис? Любопытно, летом здесь тоже дымом воняет, или местные индейцы лишь зимой подвалы кострами отапливают? В курортный сезон, наверное, иной раз случается потепление. Да, но тогда аборигены должны мигрировать на елки, ведь снега растают, и подземное убежище затопит, а в первую очередь — яму!..

А еще интересней, какие конкретно правонарушения ему вменят в вину, чего преступного можно натворить, не совершая вообще ничего, или безделье в здешних краях столь люто карается? Верно, оказывается, говаривали предки: «Кто стоит на месте, тот сползает в яму!» Нет уж, пускай перетопит на здоровье подвалы с обитателями, но только его бренные останки не должны достаться половодью!

Где эта сволочь, местный административный функционер? Добыча сама фактически прикатила, в руки просится — куй «голд», пока горячо — а вождь племени даже не чешется! Будь я на хренарховом месте — контейнер уж с загнипийским барахлом потрошил бы, а то и два…

Хотя нет, уж лучше иметь дело с откровенным лопухом — с простаками разговор не короткий, но запросто можно обойтись одной лишь болтовней; перед доверчивыми олухами расточать подачки — все равно, что метать бисер перед грязный «пиг»!» — Секретаришку в наполняемой вонючим теплом яме аж дрожь пробрала от негодования и обиды на отсутствие хоть сколь-нибудь достойного внимания к весьма значимой личной персоне…

* * *

Экс-вице-премьер-вор Плесинь занимался трудами дневными, а стало быть, неурочными: до зарезу, притом срочно назрела нужда в «бабках» — тут уж не до заслуженного отдыха. Недостаток наличности давно уж миновал хроническую стадию и навис над администрацией дамокловым мечом карающего банкротства. Требовалось предпринимать экстренные меры — отсюда проистекали отчаянные рейды на большак, отсюда — вогнанные в подлое состояние полуголодные имки, клянущие дохловатую коназеву компетенцию в научных вопросах и зажравшуюся прижимистость. Отсюда же произрастали уши неустанных попыток вышибить с окрестных дровосеков и копателей мусорных свалок да со всяк по неосмотрительности забредших в плесенев удел пеших ли, конных рекламные отчисления. Топоришком махнул, лопатой копнул — размещай у Плесиня объявление о трудовой деятельности! Занесла нелегкая прошмыгнуть мимо броско расписанных невнятными призывами остатков стен, покореженных плетней да прошибленных оград — плати рекламную деньгу за полученную информацию!

Полюбоваться было на что: размалеванные яркими красками окрестные руины как магнитом тянули охочих на что ни попадя поглазеть, неустанно любопытствующих ворликов. Ротозеи на броско оформленные, продвигаемые в массы непотребства пялиться-то пялились — чего греха таить. Однако с оплатой выходила загвоздка. Мошной тряхнуть не торопились — раскошеливались лишь под прицелом самопала или когда уж совсем деваться некуда. Так что вовремя подвернулись ушкуйнички — кряхтя, да почесывая в затылках, пошли-таки в подхолуйную дружину. Но не за просто так, не за сидение за барским столом, не за подносимые «наркомовкие» терпели, по своим понятиям, унижение. Лишь половинная прибыль, равная барской доля в какой-то мере оправдывала утерю вольного статуса как в глазах собственных, так и пред обществом.

«Ишь, лихомань, как хапают, сколь заграбастают! — прикидывал Плесинь недополученные медяные червонные да черного металла сребреники, прислушиваясь к хреноватому самочувствию и вкусу горечи во рту. — Прям хоть самолично в полюдье хаживай. Глядишь, отложить чего удалось бы для последующей красивой жизни, а то сплошь затраты, выплаты, да, вдобавок, прежнему хренарху, уступившему околоток на кормление, пенсион отсылать приходится. А в благодарность бессовестный казнокрад грозит: вернется, мол, проверит бухгалтерию!

Ну да чхать на ревизию — эка невидаль! Но вот то, что на несквознячное имкино местничество чиновная очередь желающих ручонки погреть выстроилась, это хренархишко прав. Эх, опять придется адвокатишкам заморским переводить цельное состояние: нашими-то доморощенными Падлами с Бурчеренами швейцы моржоворотные брезгуют, токма заморские стряпчие горазды вышибать для подследственных палаты каменные со прислугою лакейскою, персональным унитазом при нужнике да видом на Цурюкское озеро сквозь окошко, столь затейливо искусниками зарешеченное, что без единой ржавчинки. Эхма, да за столь художественной зарешеченостью кто бы ни посидел, но прежде труды свершить требовательно тяжкие, чтоб наружность даже в Швейции в превеликом почете обозначилась, чтоб всяк чиновный люд личину по прилету аж в аэропорту заприметил. А потом пошло-поехало: почнут честь великую оказывать: наденут браслетки, не чета лыковым, а из чистейшего, благородной закалки железишка, с превеликим почтением попросят печатки с десницы приложить на гербовую и, ценя достойное хренархово злородство, со всенепременным караулом, со огнями проблесковыми да фанфарами сиренными в острог препроводят. — Плесинь вздохнул разок, вздохнул другой, еще более завистливо. — На каждом шагу почтение-уважение, об делишках былых да нынешних расспросят — надо ж еретикам соображения понабраться, а тут случай, подфартило, пред тупоголовыми — да ума палата! И от радости великой — полный пансион на — не хочу, и неусыпное внимание: вокруг прислужники шмыгают, дохтуры ощупывают да обстукивают, на горшок в ночи запросись — не отказывают; можешь об жизти, за неблагодарный, подлый народишко положенной, поплакаться — не только поймут, а в прессе пропечатают. Выступаешь важно, ходишь гоголем: возжелал — дал интервью, передумал — послал, откедова во век не выбраться, — подогрел интерес — возросло уваженьице… «- как видно, мечтательные устремления вице-премьер-вора весьма созвучны простонародным имкиным восторгам и восхищениям — не зря, видать, мудрость верховной власти именно кандидатуру Плесиня утвердила на наместничество.