Письмо президенту - [43]

пишу о книжках, ответила вялым, уклончивым отказом. Точнее, сначала

согласилась, а потом замылила. Не хочу возводить на коллег напраслину

- они просто не знали о книге практически ничего. Не тот формат - не

"ЭКСМО", не "Азбука", какие-то полуживые питерские кочегары, отставшие

от земляков-чекистов и варящиеся в своем провинциальном соку.

Да и нон-фикшн подкрался незаметно: "новиночки подбросили".

Неожиданно помог Русский Журнал с его демократичными, несмотря ни на

что, критериями отбора текстов. За что ему также спасибо.

Я рад, что удалось откликнуться в меру сил и способностей на Ващу

книгу. Пусть это и поздно по меркам СМИ, добровольно и с радостью

превращающихся в рекламные таблоиды.

Всего Вам доброго,

ЯЛ

Уважаемый Михаил!

При всем при том вы с господином Путиным не братья, чтобы публично на ты… Вы не его унижаете, а идею президентской власти в стране. И я считаю, что для того, чтобы критиковать, следует самому принести пользу стране минимум раза в два весомее критикуемого…

Бесстрастно относясь при этом к Путину, как к личности, с уважением - гражданка Литвы, потерявшая Родину - Советский Союз, и готовая плюнуть модельеру этого несчастья в харю,

Лилия. Литва.

2006, 25 января.

…пишите лучше о сексе…

Добрый день, уважаемый Михаил. Меня «зацепило» Ваше Письмо Президенту случайно: от сайта “Грани” решил я только взглянуть на Ваш текст, но не смог оторваться и прочитал единым духом. Может быть Вам интересно впечатление и от такого «зверя», как я, пробегающего мимо Вашего «ревира». Ваш посыл, что тошно смотреть в телевизор и захотелось свободным размышлением и языком перебросить мостик к чужеродному политическому телу (и душе), - этот импульс вполне сработал в моем случае. Я по профессии должен следить (отчасти) за политикой, но так тошно от этого серого возвращения в прошлое, что для психотерапевтической острастки я просматриваю «еж», затем «грани», и до Вас добрался: хочется услышать свободные манеру и стиль в противовес лавине раболепия, которая проникла под черепные коробки, так что и журналисты не задают вопросов из другой своей половины мозга, когда вслух говорят на его официальной половине.

Да, как Аристотель говорил, начало философии (размышления) - изумление, когда противоречивые стороны вдруг присутствуют враз (а Сократ своей иронией, деланием себя маленьким, по-гречески, приводил людей к изумлению). Изумляешься, когда видишь такое создание природы, как Путин-президент, особенно, когда ты (как я) из тридцатой школы, литературного ее объединения, Ленинграда тех лет. Мне один знакомый американец заказал как-то статью о Путине, еще кандидате, для одного американского журнала, памятуя именно эту общую нам внешнюю среду. Я честно написал по-английски, но текст не пошел, вероятно, потому, что концепция моя о Путине была не черно белой, а амбивалентной, то есть слишком сложной для восприятия иностранного читателя. Тем более я понимаю Ваше изумление и попытку обратиться на ты (конечно, не без сократовской иронии). Произношение, манера речи Путина порою до боли мне напоминает моего лучшего друга, который живет в Петербурге (а я пишу сейчас из Германии).

Многие Ваши размышления из, так сказать, второй части Письма, вызывают во мне чувство здоровой полемики, а вот зацепило меня именно описание атмосферы Ленинграда тех лет, так что я не мог оторваться. Я из выпуска 66 года тридцатки, когда мой 11 класс выпускался вместе с десятыми классами. В школе - разрыв между Лито, литературным объединением у Германа Николаевича Ионина (легендарные годы создания его), и математикой у Веребейчика. Кстати, те же бокс и карате из тех же соображений и опыта. По инерции - матмех; затем на сдаче кандидатского миминимума по философии предложили философскую аспирантуру при Академии Наук, потому что к тому времени я читал, например, Гегеля по-немецки подряд и запоем вне официальных каких-либо институтов. «Сделка с дьяволом» на три года, и я написал диссертацию «Натурфилософия Гегеля и физика элементарных частиц», и ушел с кафедры Академии, куда распределили, на «вольные хлеба», чтобы не пугать людей марксизмом и не заболеть самому «между строк». Хотел работать механиком по починке лифтов, не взяли, потому что запретили тогда брать университетских: все это были диссидентские работы. В 78 году я эмигрировал в Вену (в частности, чтобы иметь доступ к специфической философской литературе на иностранных языках), оттуда в Мюнхен, и с 79 года работаю в том же Стратегическом Центре, откуда сейчас пишу. О своем теперешнем городе Гармиш-Партенкирхен я в первый раз прочел на стенде газеты «Правда», где поливали грязью Авторханова («ага, закручивают гайки!»), которого я читал, как и Вы, вероятно, подпольно в Ленинграде. Оказалось, когда я приехал в Мюнхен, что он уходил на пенсию, и я получил его место, и даже его курс на первых парах. Витю Кривулина я знал. Мне было интересно прочитать у Вас, как довели до совершенства в 80е годы технологию жизни в параллельной культуре. Я читал о том, как вести себя с КГБ при случае, но компендиума на этот счет при мне тогда еще не было. Первый раз я смог приехать в Россию, естественно, в 1991 году. В Москве, я помню, в гостинице я с тоской смотрел по телевизору идущее тогда пространное интервью с Бурбулисом, - это и есть уровень нового президента после Горбачева!