Письмо президенту - [41]

Шрифт
Интервал

В любом социальном пространстве люди совершают чисто символические жесты, которые не могут быть обменены на материальный или в той или иной степени реальный выигрыш. Но, когда такое поведение (как это происходит в России) определяет большую часть обиходного, коммуникативного поведения, это свидетельство глубокого социального и культурного кризиса.

И мне странно, что ты не понимаешь своей ответственности за это. Что не ощущаешь ответственности за любого подростка со слепыми от ненависти глазами, убивающего студента-въетнамца и торговца-таджика, потому что взрыв ксенофобии вызвала война, поднявшая твой рейтинг до небес, а социальное неравенство только возросло. Не понимаешь своей вины за любой теракт и любое неудачное действие российских спецслужб, так как именно ты используешь чеченскую войну как ширму и выгораживаешь спецслужбы даже тогда, когда от их действий наших с тобой сограждан гибнет в несколько раз больше, чем террористов. Ты отвечаешь за каждую взятку, которую дают и которую берут на территории России, потому что вместо самоуправления создаешь жесткую иерархическую систему лукавого и бесчестного чиновничества, подчиняющегося именно тебе. Ты несешь ответственность за неправедные и несправедливые суды, в которых почти всегда интересы человека приносятся в жертву интересам создаваемой тобой политической системы, выдаваемой за интересы государства.

На твоей совести отсутствие смелой и независимой прессы, как, впрочем, и любых проявлений оппозиционности, потому что боишься их и диалогу предпочитаешь монолог. Ты отвечаешь за отсутствие настоящих и бесстрашных профсоюзов и, по меньшей мере, двух влиятельных политических партий, способных репрезентировать социальное негодование, разочарование, боль, надежды, мечты, страсть и борьбу - партии, защищающей социальные интересы тех, кого в совке называли трудящимися, а они есть эти трудящиеся, так как за гроши ишачат на заводах, в школах и поликлиниках; и партии, отстаивающей свободу, так как без свободы не будет ни судов, ни достойных зарплат и пенсий, ни чести и самоуважения человека.

Ты отвечаешь за презрение к слабым и больным, потому что не отдаешь людям долги государства. На твоей совести манипуляции теми, кем манипулировать подло, ибо они доверяют тебе, как дети. Подло надувать людей имперскими надеждами, под шумок отнимая у них свободу. Твой звездный час прошел, у тебя два пути - вперед, в кровавую тиранию, или назад, туда, где лодка твоя утонула. Утонула вместе с надеждами на правду и человеческое достоинство. И ты отвечаешь за это. Ты отвечаешь за все; и если не чувствуешь своей ответственности, то должен уйти. Ибо если бы ты эту ответственность ощутил, то давно ушел бы сам. Или бы стал другим.


…Мне кажется, мое письмо близится к концу. Не то, чтобы мне больше нечего было сказать, однако представляется, что я и так сказал достаточно. Кстати, и для того, чтобы Вы, глубокоуважаемый господин президент, посчитали меня своим личным врагом и приказали (или намекнули, дали понять) своей клиентеле, что было бы полезно устроить показательную порку наглому писаке, то есть мне. За оскорбление президента, за подрыв авторитета и неуважение к первому лицу государства, за дерзкое обращение к нему на «ты», за то, что навешал на него всех собак, при условии, что он - просто человек, родившийся в определенной семье, получивший то воспитание и образование, которое получил, впитал в себя те ценности, которые мог, и в результате стечения обстоятельств оказался в нужное время и в нужном месте. И не сделал ничего такого, что на его месте не сделало бы девять человек из десяти. И поэтому имел полное право ничего из моего письма не понять, а только не на шутку обидеться.

Но, с другой стороны, я неслучайно решился на это письмо. Или - иначе - уверился, что оно будет прочитано адресатом, который - не все, и не сразу, - но сможет-таки что-то из моих доводов понять и принять. Я достаточно бережно отношусь к письменному слову. Я отказался писать объяснение следователям из ленинградского КГБ, хотя они мне откровенно грозили расправой, а это тот случай, когда им вполне можно доверять. И сказав господину Лунину (Лукину), что должен вместо заявления написать книгу, не лукавил и не изворачивался. И в данном случае у меня опять нет ощущения пустого и чисто ритуального жеста; как это не странно, я верю в то, что именуется здоровым началом, облагороженным причастностью к нашему, не побоюсь пафоса, счастливому поколению, которому выпало вступить в советскую жизнь, когда возможность не врать оказалась общественно допустимой.

Не знаю, что Вам известно о постмодернизме, но Вы - фигура именно постмодернистская, правда, в ситуации, когда постмодернизм вышел из моды. Сегодня он, после 11 сентября, считается несколько тупиковым продолжением модернизма, потому что вместо множественности, плюральности и интереса к исключениям возникла востребованность на цельность и идентичность. В этом, кстати, еще одно противоречие между функциональностью возможностей, открытых 11 сентября, и Вашей натурой, сформированной предыдущей эпохой. Дело в том, что Вы - принципиально нецельный человек, хотя, думаю, как почти все, уверены в обратном и полагаете отсутствие идентичности бедой. Ничего подобного. Я уже говорил об Эрике Берне, который считал, что в каждом сидит Ребенок, Взрослый и Родитель, и они обсуждают вместе или по очереди, как правильнее поступить в той или иной ситуации. На самом деле, все конечно, сложнее, и те люди, роли, персонажи, что репрезентируют собой нашу психику, куда многообразнее этого скудного набора. В любом человеке может легко сочетаться тиран и скромный труженик, честный и самоотверженный друг и беззастенчивый обманщик, коварный и жестокий убийца и нежный сентиментальный коллекционер трогательных проявлений всего живого. Причем, соединяются они не через оппозицию друг другу, а через запятую, то есть легко сосуществуют друг с другом, как, скажем, роль порядочной женщины с гневными инвективами в адрес легкомысленных и безнравственных соблазнительниц чужих мужей легко сочетается с признанием ею высокого статуса любви, которая, благодаря своей исключительности, выше всех правил обыденности.


Еще от автора Михаил Юрьевич Берг
Вечный жид

Н. Тамарченко: "…роман Михаила Берга, будучи по всем признакам «ироническим дискурсом», одновременно рассчитан и на безусловно серьезное восприятие. Так же, как, например, серьезности проблем, обсуждавшихся в «Евгении Онегине», ничуть не препятствовало то обстоятельство, что роман о героях был у Пушкина одновременно и «романом о романе».…в романе «Вечный жид», как свидетельствуют и эпиграф из Тертуллиана, и название, в первую очередь ставится и художественно разрешается не вопрос о достоверности художественного вымысла, а вопрос о реальности Христа и его значении для человека и человечества".


The bad еврей

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дет(ф)ектив

Этот роман, первоначально названный «Последний роман», я написал в более чем смутную для меня эпоху начала 1990-х и тогда же опубликовал в журнале «Волга».Андрей Немзер: «Опусы такого сорта выполняют чрезвычайно полезную санитарную функцию: прочищают мозги и страхуют от, казалось бы, непобедимого снобизма. Обозреватель „Сегодня“ много лет бравировал своим скептическим отношением к одному из несомненных классиков XX века. Прочитав роман, опубликованный „в волжском журнале с синей волной на обложке“ (интертекстуальность! автометаописание! моделирование контекста! ура, ура! — закричали тут швамбраны все), обозреватель понял, сколь нелепо он выглядел».


Литературократия. Проблема присвоения и перераспределения власти в литературе

В этой книге литература исследуется как поле конкурентной борьбы, а писательские стратегии как модели игры, предлагаемой читателю с тем, чтобы он мог выиграть, повысив свой социальный статус и уровень психологической устойчивости. Выделяя период между кризисом реализма (60-е годы) и кризисом постмодернизма (90-е), в течение которого специфическим образом менялось положение литературы и ее взаимоотношения с властью, автор ставит вопрос о присвоении и перераспределении ценностей в литературе. Участие читателя в этой процедуре наделяет литературу различными видами власти; эта власть не ограничивается эстетикой, правовой сферой и механизмами принуждения, а использует силу культурных, национальных, сексуальных стереотипов, норм и т. д.http://fb2.traumlibrary.net.


Веревочная лестница

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Несчастная дуэль

Д.А. Пригов: "Из всей плеяды литераторов, стремительно объявившихся из неведомого андерграунда на всеообщее обозрение, Михаил Юрьевич Берг, пожалуй, самый добротный. Ему можно доверять… Будучи в этой плеяде практически единственым ленинградским прозаиком, он в бурях и натисках постмодернистских игр и эпатажей, которым он не чужд и сам, смог сохранить традиционные петербургские темы и культурные пристрастия, придающие его прозе выпуклость скульптуры и устойчивость монумента".


Рекомендуем почитать
Огоньки светлячков

Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.


Тукай – короли!

Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.


Завтрак в облаках

Честно говоря, я всегда удивляюсь и радуюсь, узнав, что мои нехитрые истории, изданные смелыми издателями, вызывают интерес. А кто-то даже перечитывает их. Четыре книги – «Песня длиной в жизнь», «Хлеб-с-солью-и-пылью», «В городе Белой Вороны» и «Бочка счастья» были награждены вашим вниманием. И мне говорят: «Пиши. Пиши еще».


Танцующие свитки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Особенный год

Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.