Письмо не по адресу. Любовная горячка - [15]

— Один из горилл Камиллы приходил сначала к нам, потом к МАКС. Хотел забрать свиней!

Мильфина поднимает голову от своих кексов.

— Горилла по имени Камилла?

— Нет! Один из её телохранителей, или охранников, или как там называют этих типов.

Кулхардт приподнимает одну бровь:

— И? Свиньи теперь у него?

— К счастью, нет! В кафе гориллу нокаутировала наша новая официантка, а в доме МАКС Готтхильф и Женевьева справились сами. МАКС полагает, что они — какие-то особые боевые свиньи или свиньи-телохранители. И знаете ли вы, что самое невероятное?

— Знаю ли я, что самое невероятное. Нет.

— Камилла отрицает, что свиньи вообще переступали порог её лаборатории. Отец МАКС хотел их выкупить. Но она утверждает, что не имеет понятия, о каких свиньях идёт речь!

Кулхардт смотрит на меня. Но на этот раз не хладнокровно, а скорее так, будто прекрасно понимает, о чём я говорю.

— Стало быть они всё ещё у МАКС, — произносит он. — Это хорошо.

— Почему?

— Почему. Я ведь уже объяснял, Берри Блу. Ты меня не слушаешь?

— Отнюдь. Вы говорили, что дело со свиньями ещё не закрыто.

— И не только. Дело это очень большое и серьёзное, очень серьёзное. Слишком серьёзное для тебя, Берри Блу.

— Что за дело?

— Что за дело. Спроси свиней.

— Свиней?

— Свиней.

— Но как же я буду их спрашивать? С тем же успехом можно спрашивать Липински!

— Нёфф.

Я снова резко поворачиваюсь и грозно кричу:

— Меня зовут Бонд! Джеймс Бонд!

Ты ведь помнишь: стоит ему услышать цитату из «Бондианы», и Липински передумывает писать на меня. Его задняя лапа сначала замирает в воздухе, потом он опускает её и вразвалочку направляется в сторону Мильфины.

— Что случилось, Липински?

— Нёфф.

— Как ты думаешь…

— Нёфф.

— Что это с ним? — обращаюсь я к Кулхардту.

— Что это с ним. Любовная тоска.

— Что-что?

— Нёфф.

— Не отрицай, старик, у тебя самая настоящая любовная тоска! — громко говорит Кулхардт. — С тех пор, как твою дорогу перебежала эта свинья.

— Готтхильф? — тихо уточняю я.

— Готтхильф. Забыл, как его имя.

— Нёфф! Нёфф! — заливается Липински, подходя к стопке коробок с печеньем, которую Мильфина поставила на пол, и вновь поднимает заднюю лапу.

— Манипенни![14] Приготовьтесь к диктовке! — рявкает Мильфина.

Липински опускает лапу, ковыляет к своему кабинету и захлопывает за собой дверь. Интересно, как именно он это делает.

— Бедный свин — в смысле, пёс, — говорю я. — Ему можно как-то помочь?

— Ему можно как-то помочь. Можно.

— Я не пойду! — решительно заявляет Мильфина. — В последний раз я целый день…

— Тогда он будет мочиться на всё, что попадётся ему под ноги, — перебивает Кулхардт.

— Так как ему можно помочь? — спрашиваю я.

— Как ему можно помочь. Кино.

— Что?

— Фильм о любви! — вздыхает Мильфина. — Стоит ему посмотреть какой-нибудь милый сентиментальный фильм, его любовная тоска проходит. Но ему нужно, чтобы кто-нибудь был рядом.

— И в чём проблема? — уточняю я.

— В чём проблема. Липински сам выбирает фильм.

— Серьёзно?

— Серьёзно.

Мильфина закатывает глаза:

— И поиск может растянуться на целую вечность! В последний раз прошла почти неделя, прежде чем я наконец нашла кинотеатр, где шёл фильм о любви, который пришёлся Липински по вкусу.

— Не может быть, чтобы всё было так трудно, — говорю я. — Сейчас в кино как раз идёт такая сопливая ерунда. Как там называется фильм?

— Как там называется фильм. «Страдания любви в стране лагун».

— Ага, интересно! — восклицает Мильфина. — Шеф знает, какие любовные фильмы идут сейчас в прокате!

Кулхардт отодвигает шляпу на затылок этим своим невероятно хладнокровным жестом.

— Ты можешь пойти с ним, Берри Блу.

— Почему нет? — отзываюсь я.

— Почему нет. Значит, договорились. Завтра?

— Завтра.

Кулхардт и Мильфина широко улыбаются друг другу. Решив больше не задавать вопросов, я подхожу к двери в кабинет Липински и осторожно стучусь.

— Нёфф!

Тем не менее я открываю дверь. За ней я вижу знакомый компьютер, стоящий на полу. Перед ним лежит Липински, держа морду на клавиатуре и глядя на монитор, на котором открыта страница с киноафишей. Видимо, он сразу вышел в Интернет, как только закрыл за собой дверь кабинета. Не спрашивай меня, как у него это получилось.

— Хочешь пойти в кино, Липински?

— Нёфф.

— А если я пойду с тобой? Можешь сам выбрать фильм.

Липински поднимает голову и смотрит мне в глаза.

— Йофф, — раздаётся после недолгого колебания.

— Договорились! Я зайду за тобой завтра в три часа дня. О'кей?

— Йофф.

Он встаёт и подходит ко мне. В последний миг я успеваю понять, что он затевает.

— У тебя нет шансов, Голдфингер![15] — кричу я.

Липински отворачивается и вновь укладывается на клавиатуру своего компьютера. Может быть, он нажимает на кнопки ушами.

Когда я выхожу из кабинета Липински, Кулхардта уже нет.

— Он у себя? — обращаюсь я к Мильфине.

Та качает головой:

— Ушёл.

— А куда?

— Господа не считают необходимым посвящать меня в свои планы, — вздыхает Мильфина. — Я ведь просто их секретарша. — Вдруг на её лице появляется лукавая улыбка, и она протягивает мне пару коробок печенья. — Будет что пожевать в кино.

Интересно, что тут смешного. Ведь мы с Липински просто идём в кино.

И вот я сижу здесь, за своим компьютером, и неотступно думаю о том, что сказал Кулхардт: дело очень серьёзное! То, что Камилла отрицает знакомство с Готтхильфом и Женевьевой, выставляет её в ещё более подозрительном свете! В конце концов, именно её горилла приходил к нам за свиньями! Что имел в виду Кулхардт своим «спроси свиней»? У тебя есть идеи?