Письмо на желтую подводную лодку - [34]

Шрифт
Интервал

Наконец почувствовав после непривычного трехчасового пребывания в воздухе твердую землю под ногами, челябинские школьники с энтузиазмом бросились занимать места и размещать багаж в турэкспрессе — комфортабельном «икарусе». Их не могли успокоить ни классная руководительница Людмила Николаевна, которую за глаза все называли просто Людмилой, ни даже преподаватель живописи и рисунка Евгений Александрович, назначенный ей в помощь на время поездки, единственный взрослый мужчина в группе. Один Тиллим Папалексиев предавался грусти. Ему приходилось испытывать мучительное и недоброе чувство — ревность. Тиллим едва подавил в себе горестный вздох, когда увидел, как очаровательная Оленька вспорхнула через распахнутые дверцы в автобус и с невинным видом поспешила усесться на переднее кресло — рядом с элегантным Сашей.

В это же время другая признанная классная красотка — Юля, наоборот, устроилась со своей компанией на длинном сиденье в задней части салона со словами: «Когда красивым налево, а умным направо, то мне хоть разорвись». (Людмила Николаевна по старой школьной традиции назвала их места Камчаткой, точно это были не мягкие, в красивых цветастых чехлах, удобные сиденья, а задние парты в классе — подальше от доски и учителя.) Юля даже приветливо помахала Тиллиму рукой: дескать, иди к нам, у нас есть еще свободное местечко, но что было до ее приглашения бедному влюбленному, если его опять демонстративно проигнорировала дама сердца…

Тиллим растерянно заметался, ища уединения где-нибудь в середине салона, подальше от мозолившей ему глаза парочки, но озорные девчонки (в школе их было куда больше мальчишек), ворвавшись в «икарус» целой стайкой, смели замешкавшегося Тилю, как картонную коробку — упаковку из-под пломбира за сорок восемь копеек. Пришлось Тиллиму плюхнуться на место как раз за Олей и Сашей и волей-неволей слушать их высокоинтеллектуальные разговоры обо всем и ни о чем.

Позер Саша, как всегда, давал всем понять, что из особо одаренных он — самый одаренный. «Родительское воспитание!» — разводили руками учителя. В основном это выражалось во внешнем виде и высокомерной манере поведения.

— Вы видите мою одежду, но не мою душу. Вы знаете мое имя, но не мою историю. Самое печальное то, что вам этого достаточно! — восклицал Шурик с видом человека, много повидавшего в жизни.

На этот раз еще в аэропорту Матусевич, убил всех кожаной шляпой с полями — настоящей ковбойской, как в фильмах у Верной Руки или Крокодила Данди. Сам он с нарочитой небрежностью пояснил:

— Подарок американских друзей.

Что это были за друзья, Шурик загадочно умалчивал, но крутой шляпой дорожил. Из-за нее, между прочим, автобус провел в пути лишний час. После остановки на обед в кафе с мангалом у поворота на приморскую трассу все вернулись в автобус, и только когда уже порядочно отъехали от места, обнаружилась пропажа пижонской шляпы. Расстроенный «ковбой» тут же заявил, что ее «сперли» или кто-нибудь спрятал «из зависти», и, вдруг вспомнив, что сам оставил свой «раритет» висеть в «салуне» на спинке пластмассового стульчика, нисколько не смутившись, потребовал от водителя срочно туда вернуться. Пришлось уступить «пацану» во избежание истерики, а Шурик и вправду не успокоился, пока снова не оказался в шляпе. Даже не думая извиняться перед сборной восьмых классов и учителями (не говоря уже о шофере) за задержку, он громко, точно в назидание окружающим, выдал:

— Вот теперь все опять на своих местах! Любую ошибку можно исправить, чего бы это ни стоило… — и повелительно добавил: — Трогай, шеф!

Водитель громко хмыкнул, не зная, как реагировать на такую наглость, да еще из уст молокососа, но изо всех сил газанул. Людмила Николаевна чуть не подавилась абрикосовой косточкой, а все восьмиклассники красноречиво промолчали: каждый предпочитал разглядывать что-нибудь любопытное за автобусным стеклом. Матусевич же как ни в чем не бывало продолжил вещать на весь салон, старательно копируя интонации знающего себе цену взрослого человека:

— Я вообще-то пацифист и категорически против насилия и жестокости, но я убежден, что мужчина обязан уметь защитить себя и своих близких… — («Это еще к чему? — удивился Тиллим. — Как обычно, выпендривается!») — …в любой момент, когда это потребуется. В Мозамбике я посещал занятия по каратэ. Традиционная японская борьба, философия, образ жизни — все вместе… Так вот, в Мапуту я брал уроки каратэ, причем не спортивный, попсовый вариант, а настоящий — боевой. Фулл-контакт называется. Там ему учат всех телохранителей и полицейских, ну и мне предки устроили. Я, знаете, не люблю детские забавы. Приходилось работать по-взрослому — в спарринге… Нет, против одного или даже двух человек и выходить не буду — скучно и несерьезно. Только против пяти одновременно. Взрослых, конечно, — избиением младенцев не занимаюсь.

— А если бешеная собака, Шурик? — спросил кто-то из мальчишек.

— Ноу проблем! С собакой я справлюсь одним ударом, — снисходительно улыбнулся Матусевич. — Главное, знать летальную точку. У них слабое место — нос. Я просто ударю ее вот так, — и он ребром изящной ладони картинно ударил о подлокотник мягкого кресла, — и о-кей! Но это тоже скучно…


Еще от автора Владимир Григорьевич Корнев
Нео-Буратино

Роман-мистерия самобытного прозаика Владимира Корнева «О чем молчат французы…» (3-е изд., 1995) и святочная быль «Нео-Буратино» (2000), образующие лиро-эпическую дилогию, впервые выходят под одной обложкой. Действие в книге разворачивается в полном контрастов, переживающем «лихие 90-е» Петербурге, а также в охваченной очистительным пожаром 1812 года и гламурной, ослепляющей неоновой свистопляской миллениума Москве. Молодые герои произведений — заложники круговерти «нечеловеческой» любви и человеческой подлости — в творческом поиске обретают и утверждают самих себя.


Последний иерофант. Роман начала века о его конце

«Душу — Богу, жизнь — Государю, сердце — Даме, честь — никому», — этот старинный аристократический девиз в основе захватывающего повествования в детективном жанре.Главный герой, дворянин-правовед, преодолевает на своем пути мистические искушения века модерна, кровавые оккультные ритуалы, метаморфозы тела и души. Балансируя на грани Добра и Зла в обезумевшем столичном обществе, он вырывается из трагического жизненного тупика к Божественному Свету единственной, вечной Любви.


Датский король

Новый роман петербургского прозаика Владимира Корнева, знакомого читателю по мистическому триллеру «Модерн». Действие разворачивается накануне Первой мировой войны. Главные герои — знаменитая балерина и начинающий художник — проходят через ряд ужасных, роковых испытаний в своем противостоянии силам мирового зла.В водовороте страстей и полуфантастических событий накануне Первой мировой войны и кровавой российской смуты переплетаются судьбы прима-балерины Российского Императорского балета и начинающего художника.


Рекомендуем почитать
Мамины сказки

«…Я не просто бельчонок, я хранитель этого леса, и зовут меня Грызунчик. Если кто-то, как ты, начинает вредить лесу и его обитателям, я сразу вызываю дух леса, и лес просыпается и начинает выгонять таких гостей…».


Красный ледок

В этой повести писатель возвращается в свою юность, рассказывает о том, как в трудные годы коллективизации белорусской деревни ученик-комсомолец принимал активное участие в ожесточенной классовой борьбе.


Новый дом

История про детский дом в Азербайджане, где вопреки национальным предрассудкам дружно живут маленькие курды, армяне и русские.


Полет герр Думкопфа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Однажды прожитая жизнь

Отрывки из воспоминаний о военном детстве известного советского журналиста.


Картошка

Аннотация издательства:В двух новых повестях, адресованных юношеству, автор продолжает исследовать процесс становления нравственно-активного характера советского молодого человека. Герои повести «Картошка» — школьники-старшеклассники, приехавшие в подшефный колхоз на уборку урожая, — выдерживают испытания, гораздо более важные, чем экзамен за пятую трудовую четверть.В повести «Мама, я больше не буду» затрагиваются сложные вопросы воспитания подростков.