Письмо из прошлого - [28]
«Год кошки, год кошки»[5].
Слова звучат так громко, что я не слышу собственного сбившегося дыхания. Такое ощущение, будто прошлое и настоящее сплелись в один момент.
— Кто здесь?! — кричу я и распахиваю дверь так, что она отскакивает от стены, выбросив облачко известковой пыли.
На долю секунды я вижу сидящую в комнате молодую девушку — так же отчетливо, как и дневной свет, льющийся в окно сквозь чистое стекло. Я понимаю, что это Стефани. Она сидит за хорошеньким кремовым туалетным столиком. Его ящички и края отделаны золотом. Она тщательно наносит помаду на открытый в форме буквы «О» рот. В вычурном овальном зеркале отражается ее сосредоточенное, серьезное лицо. В воздухе висит тяжелый дурман ее духов — должно быть, из пузырька «Charlie», лежащего на боку. И в ту секунду, когда я вижу ее, наши взгляды встречаются в зеркале, и она визжит.
А затем снова тишина, мрак и пыль. Комната совершенно пустая, в ней нет ничего, что напоминало бы об увиденном только что, не считая парочки сломанных ящиков, вероятно, от того самого туалетного столика. Я точно знаю, что если возьму один из них, протру и поднесу к свету, то его края полыхнут позолотой.
Меня накрывает тошнотворная волна. Глаза наполняются слезами, я изо всех сил стараюсь не вырвать. Меня охватывает жар, капли пота дрожат на кончике носа и падают на пыльный пол. Все болит.
— Ты кричала?!
Я вздрагиваю при звуке голоса Горошинки, звучащего с лестницы. Я заставляю себя выпрямиться, делаю парочку глубоких вдохов и ладонями вытираю с лица испарину за несколько секунд до того, как она вбегает в комнату. Но смотрит она не на меня. Ее глаза оглядывают пустую комнату.
— На кого ты кричала? — Она оборачивается ко мне.
— Это не я, — говорю я. — Должно быть, с улицы.
— Здесь так странно и так тихо. Я уже и забыла, что где-то есть улица… — Она внезапно хватает меня за руку и подтаскивает к узенькому солнечному лучу. — Луна, у тебя кровь из носа идет!
— Серьезно? — Я притрагиваюсь к лицу, и на ладони остается кровь. — А-а, ерунда, бывает.
— Держи. — Горошинка передает мне салфетку. — Уверена, что все в порядке?
— В полном. — Не думаю, что она заметила, как дрожат мои руки или какие усилия я прикладываю, чтобы стоять ровно.
Кровь из носа… Физический побочный эффект той штуки, которая растет у меня в голове, или просто новый уровень пошлины, которую ей выплачивает моя хрупкая телесная оболочка? С некоторым усилием я указываю на соседнюю комнату.
— Вот там, должно быть, мамина комната.
Горошинка вздрагивает, хватает меня за руку и тащит в коридор.
— Что, если мы просто оставим коробку здесь? — предлагает она. — Па не знает о ней, ни о чем не знает, да и мы не обязаны ничего ему говорить. Нам и самим не обязательно все знать. Мы можем просто оставить ее там, где ей и место. Может, мама не хотела, чтобы мы увидели все это барахло, может, нам вообще нельзя на него смотреть!
— Слишком поздно, — говорю я. — Теперь мы знаем, что эти вещи существуют. Пути назад нет.
Она медленно качает головой.
— Тогда давай покончим с этим.
Жара просачивается в каждую щель и трещину, смешивается с пылью. Я чувствую раскаленный воздух кончиком языка. Мы открываем дверь в комнату Рисс.
— Ох! — Ладонь Горошинки взлетает ко рту. — Я не думала, что здесь все еще будут какие-то вещи! Это ее вещи, Луна! Ее спальня!
Я смотрю на односпальную кровать с продавленным, грязным матрасом. На тот самый тяжелый готический шкаф из темного дерева, стоящий у стены, напротив кровати, который видела прошлой ночью. Я даже подумала, что увижу на одной из его завитушек сделанное ею платье, покрытое паутиной, точно современная версия платья мисс Хэвишем[6]. Но его там нет, и я чувствую облегчение.
— О’кей. — Я затягиваю коробку в комнату и ставлю на кровать.
— Готова? — спрашивает Горошинка.
— Готова, — отвечаю я — и, конечно же, вру.
Никто не готов к тому, что хорошо знакомый мир может вспыхнуть и сгореть дотла в мгновение ока.
Глава 16
Горошинка освещает коробку лучом фонарика. Коробка доверху заполнена мятыми страницами нашей местной газеты. Новости о ярмарках и о том, что наши школьные хоры вышли в финал региона, кажутся здесь такими чужими. Я зарываюсь в них пальцами в поисках настоящего содержимого. И довольно быстро нахожу.
— Черт… — выдыхаю я, коснувшись какого-то предмета, и оттягиваю момент, когда придется вытащить его наружу.
— Что там? — нетерпеливо спрашивает Горошинка.
Я обеими руками осторожную вынимаю первую вещь.
— Это мамин старый проектор. Я и не знала, что его нет дома. Не представляю, почему я этого не замечала. Наверное, она отправила его, когда уже знала…
— Господи… — Горошинка неотрывно смотрит на проектор. Я кладу его на кровать. — А еще что там?
Следующий предмет — тяжелый и незнакомый, но как только я понимаю, что это, трещина в моем сердце становится еще глубже. Посылка явно спланирована и продумана.
— Это батарея, которую папа купил во время того кошмарного похода, помнишь? Когда мы все в итоге ночевали в гостинице. С ее помощью можно запустить проектор.
— Она все продумала? — произносит Горошинка тоненьким тихим голосом.
В конце я достаю жестяную банку, та самую, которую мама так долго хранила у себя. Внутри четыре пронумерованные коробочки пленки «Super 8».
Имя первенца, лицо возлюбленного, домашний адрес, прожитые годы… Что происходит с человеком, когда его память начинает ускользать сквозь пальцы? Можно ли заново собрать жизнь по крупицам? Создать семью? Влюбиться?Когда Клэр начинает писать Книгу памяти, она верит, что этот альбом станет своеобразным прощальным подарком для ее мужа и дочери. Клэр боится, что раз она потеряла себя в прошлом, то в будущем для нее уже нет места. Но жизнь преподносит ей сюрприз…
Софи Миллс прекрасно организовывает праздники и ждет повышения по службе. Она обожает туфли и красивую одежду, но пока еще не встретила своего единственного мужчину. Работа для нее превыше всего. Но в один прекрасный день, между переговорами с банкирами и утверждением бизнес-плана, Софи получает известие, что ее самая близкая подруга Кэрри погибла в автокатастрофе, а последней волей покойной было то, чтобы Софи стала опекуном ее двух маленьких дочерей…
Роза влюблялась по-настоящему лишь раз, в мужчину по имени Фрейзер, который заглянул к ней в дом в поисках ее отца, художника Джона Джейкобза.Она всегда с нежностью вспоминала эту встречу, и когда спустя семь лет ей пришлось пуститься в бега из-за опасений за свою жизнь, Роза без раздумий отправилась в деревушку, изображение которой было на открытке, присланной ей однажды Фрейзером.Роза очень хотела бы его там встретить, но судьба непредсказуема, и беглянка получает от путешествия гораздо больше, нежели могла ожидать.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.
Сборник «Поговорим о странностях любви» отмечен особенностью повествовательной манеры, которую условно можно назвать лирическим юмором. Это помогает писателю и его героям даже при столкновении с самыми трудными жизненными ситуациями, вплоть до драматических, привносить в них пафос жизнеутверждения, душевную теплоту.
Герой романа «Искусство воскрешения» (2010) — Доминго Сарате Вега, более известный как Христос из Эльки, — «народный святой», проповедник и мистик, один из самых загадочных чилийцев XX века. Провидение приводит его на захудалый прииск Вошка, где обитает легендарная благочестивая блудница Магалена Меркадо. Гротескная и нежная история их отношений, протекающая в сюрреалистичных пейзажах пампы, подобна, по словам критика, первому чуду Христа — «превращению селитры чилийской пустыни в чистое золото слова». Эрнан Ривера Летельер (род.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.