Письмена на орихалковом столбе - [2]
Революции, войны и прочие общественные катаклизмы, постоянно происходящие там и иногда кардинально меняющие облик третьего мира, слабо влияют на размеренную жизнь колонии. Правда, изредка наблюдаются материализация образов и переходы их из страны грез в реальность. Так иногда вспыхнет близрастущая пальма как отголосок неудачного эксперимента: гибели надмира в атомном кошмаре; или вдруг откуда-нибудь появятся железные сигарообразные предметы, начиненные дьявольской разрушающей силой. Джек Уорфилд пишет, что «его новые сограждане всячески препятствуют подобным метаморфозам: возникающие предметы безжалостно уничтожаются ими». Например, вышеуказанные железные снаряды лэйзидримлендцы просто утопили в болотах. На заре общины появилась ересь, посягнувшая на принцип непретворения и утверждавшая, что социальные идеи должны конкретизироваться в переустройствах колонии, а технические — воплощаться в орудиях производства, что облегчит существование общины, поможет ей в борьбе за выживание. Но ересь не привилась, а еретики, согласно преданию, откочевали на запад, куда-то в Перу. Уж не их ли потомки, пишет Джек Уорфилд, пали жертвой встречи с г-ми Кортесом и Писарро? Таким образом, Лэйзидримленд вовсе не уставшая, закатная цивилизация, но цивилизация, избравшая совершенно иной путь: на котором нет места тараканьим гонкам людей ради… ради чего бы то ни было, а врожденные темные человеческие страсти не замыкаются на ближнем, а разряжаются на бесплотных игрушках иллюзорного мира, в детски-безобидной для ближнего игре.
Вот почему психастенический рай Лэйзидримленда Джек Уорфилд называет «счастливо открытой родиной своей души», вот чем мотивирует он свое решение навсегда проститься с меловыми берегами Англии. «Я всегда чувствовал собственную неприспособленность в нашем деловом мире, ощущая себя лишним в нем, и проклинал ту роковую ошибку, в результате коей я там оказался. Хвала провидению, направившему меня сюда! Здесь и только здесь я понял, что такое счастье!» Такова парафраза третьей и четвертой глав романа, где автор, опровергая доктора Нормана, считает рукопись Джека Уорфилда документальным подтверждением существования колонии Лэйзидримленд.
Однако Джек Уорфилд вернулся (и это ultima ratio доктора Нормана!), женился на леди Герненстайл и, объединив капиталы, возглавил Компанию, став ее третьим, наиболее энергичным президентом. Ведь именно он, заключив ряд выгодных сделок, добился крупных военных подрядов у правительства Питта. Именно его корабли разбили французский флот при Абукире.
И тут автор в духе арабских мистиков выдвигает версию о раздвоении души Джека Уорфилда. Действительно, если Джек Уорфилд, подлинный автор рукописи, будучи совершенно один в Лэйзидримленде, адресовал ее отцу, то на какого посредника он надеялся? Кто бы доставил рукопись в Англию? Ответ: для него было очевидно, что вернется другой Джек Уорфилд, двойник, который и вручит письмо. Интересно, какое правдоподобное объяснение придумал при этом тот второй Джек Уорфилд? Вероятно, окрестил рукопись плодом фантазии, посещавшей его в каюте долгими атлантическими ночами при возвращении в старую добрую Англию. А судьба настоящего Джека Уорфилда? Хотя кто из них двоих настоящий?
Косвенным подтверждением своей версии автор считает и внезапное исчезновение самого доктора Нормана вскоре после публикации статьи. Последний раз его видели в Макала, что в устье Амазонки, далее следы его теряются.
В post scriptum к роману писатель обнародует свое желание бросить опостылевший мир суетливых, жестоких реалий и отправиться на розыски чудесной колонии — Лэйзидримленд, и читатель понимает, что речь в романе шла о трех героях, непосредственно связанных одной цепочкой перерождений-смертей, или, скорее, об одном типе героя, двести лет назад уставшем, по тонкому замечанию одного француза, маршировать вместе с остальным человечеством и с тех пор одиноко бредущем в рефлексиях сквозь толщу времени, путаясь в лабиринтах злого, искривленного пространства.
НА МОСТУ
Не верь ему! Все, что он говорит, — ложь!
Акутагава Рюноске. В чаще
РАССКАЗ ВРАЧА
Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Господи, облегчи и помоги! Хвала Аллаху единому и справедливому!
Мое имя Абу-ль-Фарадж Али ибн Хусейн ибн Мухам-мад, и я лечу правоверных мусульман в Аль-Кархе[4]. Вот что произошло однажды, когда день уже клонился к закату и я заканчивал принимать больных, собираясь в мечеть, чтобы совершить пятничный намаз, а потом прочитать соответствующие суры Корана. В дверь робко постучали. Вошедший незнакомец назвался Абу-ль-Касимом аль-Джу-хани, после чего внезапно простерся ниц и, заклиная меня Аллахом, попросил выслушать его рассказ. Вот что он сказал:
