Письма - [38]

исключительно на одну тему – типы брабантцев.

Итак, я начал работу, и если меня внезапно вырвут из этого окружения, мне придется

приниматься за какую-нибудь другую, а эта останется наполовину незаконченной. Нет, так не

должно быть! Я работаю здесь с мая, начинаю вникать в мои модели и постигать их, и дело

движется, хотя это стоило мне огромных усилий.

Неужели теперь, когда я так далеко зашел, отец возьмет и скажет: «Ты пишешь письма

К., в силу этого между нами возникают неприятности (это и есть главная причина, все же

остальные обвинения, будто я не считаюсь с условностями и еще невесть что, – просто

болтовня), а раз они возникают, я выставляю тебя за дверь»?

Это уж слишком. Ну, не смешно ли останавливать из-за этого работу, которая начата и

уже получается? Нет, нет, так нельзя! Кроме того, разногласия у меня с родителями не такие уж

страшные – во всяком случае, они не могут помешать нам жить вместе…

Одно твое решительное слово – и все уладится. Ты поймешь меня, если я скажу, что

тому, кто хочет работать и стать художником, нужна любовь; во всяком случае, тот, кто

стремится воплотить в своей работе чувство, должен раньше испытать его сам, должен жить по

велению сердца.

Однако в вопросе о «средствах к существованию», как они выражаются, мать с отцом –

тверже камня.

Если бы речь шла о немедленной женитьбе, я, конечно, согласился бы с ними, но сейчас

все дело в том, чтобы растопить это «нет, нет, никогда», а тут уж средства к существованию

ничем не помогут. Это совсем другая область – область сердца; поэтому мы с К. должны

видеться, писать друг другу и разговаривать. Это ясно, как день, просто и разумно.

И повторяю тебе, ничто на свете не заставит меня отказаться от моей любви (хотя меня

считают человеком слабовольным и податливым, как воск).

162 Гаага, декабрь 1881

Я здесь с прошлого воскресенья. Как ты знаешь, Мауве собирался приехать в Эттен и

пробыть там несколько дней; но я, боясь, что ему что-нибудь помешает или что визит его будет

слишком кратким, подумал: а не попробовать ли мне другой, возможно, более радикальный

путь.

Я обратился к Мауве и спросил: «Не будет ли разумнее, если я приеду в Гаагу на месяц

или около того и время от времени стану беспокоить вас, обращаясь за советом и помощью?

После того как я преодолею первые «petites miseres» живописи, я отправлюсь обратно в Хейке».

Мауве тут же засадил меня за натюрморт – пара старых деревянных башмаков и еще

несколько предметов, и вот так я приступил к работе. По вечерам я хожу к нему рисовать.

Живу я неподалеку от Мауве, в маленькой гостинице, где плачу тридцать гульденов в

месяц за комнату и завтрак. Словом, получая от тебя сто франков, я проживу.

Мауве подает мне надежду, что довольно скоро я смогу работать на продажу. Он даже

сказал: «Я всегда считал вас пустоцветом, но теперь вижу, что ошибался». Уверяю тебя, эта

простая фраза Мауве доставила мне больше радости, чем целая куча лицемерных

комплиментов.

164 note 4

Боюсь, что тебе случается отбрасывать в сторону книгу лишь из-за того, что она

чересчур реалистична; так вот, запасись снисходительностью и терпением и прочти мое письмо

до конца, как бы оно ни было тебе неприятно.

Как я и писал из Гааги, у нас с тобою есть о чем поговорить, особенно теперь, когда я

вернулся. О моей поездке в Гаагу я все еще вспоминаю не без волнения. Когда я шел к Мауве,

сердце у меня слегка екало и я спрашивал себя: «Не попытается ли он так же отделаться от меня

пустыми обещаниями? Отнесется ли он ко мне иначе, чем другие?» А оказалось, что Мауве

всячески подбодрил меня и помог мне как практически, так и добрым советом.

Разумеется, он одобрял далеко не все, что я делал и говорил, скорее напротив. Но если

он указывал мне: «То-то и то-то неверно», он тут же добавлял: «Попробуйте сделать так-то и

так-то», а это уже нечто совсем другое, чем замечания просто ради замечаний. Когда тебе

говорят: «Ты болен», это еще не помощь. Но если тебе при этом советуют: «Сделай то-то и то-

то, и ты поправишься», и если к тому же совет разумен, это помогает.

Итак, я привез от Мауве несколько готовых этюдов и акварелей. Они, конечно, не

шедевры, но я все-таки верю, что в них есть нечто здоровое и правдивое; во всяком случае этого

в них больше, чем во всем, что я делал до сих пор. Поэтому я думаю, что начну теперь делать

серьезные вещи. А так как в моем распоряжении имеются теперь новые технические средства, а

именно кисть и краски, то и дела мои пойдут, так сказать, по-новому.

Остановка за одним – как осуществить мои планы на практике. Первым делом я должен

найти себе комнату, и притом достаточно большую, чтобы во время работы иметь возможность

отходить на необходимое расстояние. Когда Мауве увидел мои этюды, он сразу сказал: «Вы

сидите слишком близко к модели». Во многих случаях из-за этого почти невозможно сделать

необходимые измерения и выдержать пропорции, что, конечно, для меня чрезвычайно важно.

Поэтому мне надо попытаться снять где-нибудь большое помещение – комнату или сарай.

Стоить это будет не бог весть сколько: домик для рабочего обходится в здешних краях не

дороже тридцати гульденов в год; следовательно, комната раза в два больше, чем такой домик,