Письма в пустоту - [160]

Звонкая пощечина отрезвила Рауля, он замолчал и отступил. Дедал спокойно поправлялся.

— Ну, раз ты закончил, — равнодушно произнес председатель, укрываясь сползшим пледом, — То можешь собирать вещи… Едешь в Москву. Мы отобьем у Акведука своих братьев.

— А Альентеса?

Дедал приподнял бровь и, с интересом глянув в растерянное, но пылающее яростью лицо Рауля, проговорил:

— И его заодно тоже. Потом решим, что с ним делать.

— Хорошо. С кем я поеду?

— Я посылаю группу, предводитель у них Фабрицио. А ты держись его и возьми с собой Данте.

— Я бы не хотел рисковать еще одним воспитанником.

— А я не спрашивал. Данте понадобится.

— Зачем еще?

— За шкафом. Я не намерен посвящать тебя в свои планы, ты слишком неадекватно реагируешь.

— Я понял, — Рауль потупил голову.

— О, я совсем забыл, — председатель хлопнул себя по голове, — Брат Игнасио, хватит стоять под дверью, можешь войти.

Рауль в бешенстве оглянулся. В тот момент трудно было описать всю палитру его чувств, но, в общем и целом, она сводилась к жгучей ненависти.

Игнасио же напротив, отличался своим неизменным видом насмешливого превосходства.

— Вы звали меня, брат Дедал? — спросил Игнасио неспешным и несколько торжественным голосом.

Он встал рядом с Раулем.

Молодой наставник отшатнулся.

— Да, звал, — с плохо скрываемым раздражением ответил Дедал.

— Слушаю вас, — тихо произнес Игнасио, пряча гнусную улыбочку за учтивым кивком головы.

Рауль все сильнее заводился.

— Альентес предал братство, — холодно сообщил председатель, — Убил двух собратьев и перешел на сторону Акведука. Правда, теперь он томиться в их плену.

Игнасио растянул губы в улыбке, от чего его лицо сморщилось почти 100 % гармошкой.

— А я знал, что мышонок сорвется. Его кровь скоро прольется и насытит меня. Хотелось бы мне наслаждаться его лицом, перекошенным муками в момент страдания. Это потрясающее зрелище… А когда из его груди вырывается крик, то испытываешь священный экстаз…

Игнасио знал, о чем говорил.

— Достаточно! — Дедал грубо прервал речь наставника, — Мне противно тебя слушать.

— Простите, не сдержался, — Игнасио снова изобразил учтивость. Но Рауль отчетливо слышал, как тихо посмеивается его враг, насмехаясь над председателем.

— Ты не оправдал статуса наставника, — строго начал тот.

— И вы меня его лишили, — дополнил Игнасио.

Его ледяной выдержке можно было позавидовать, или, объяснить ее тем, что Игнасио действительно получал удовольствие от всего происходящего с ним.

— В связи с последними обстоятельствами, я принял решение перевести тебя, брат Игнасио, в филиал на Мальте…

— Выдворяете из монастыря? — уточнил Игнасио, хищно приподнимая одну бровь.

— Можно и так сказать, — не стал отпираться Дедал, он хмурился, — Я назначу тебя главным архивариусом тамошнего библиотечного фонда. Но тебе категорически запрещается общаться с воспитанниками или брать кого-то из них на послушание. Я хочу, чтобы от твоего тлетворного духа здесь не осталось и следа.

— Как пожелаете председатель, — Игнасио приосанился и гордо поднял голову, — Всю свою жизнь я служил интересам братства и делал все от себя зависящее, чтобы принести пользу. Что ж… времена меняются, главы приходят и уходят, сменяя друг друга, таков закон мироздания. Если мои методы стали неугодны ныне правящему председателю ордена, я не могу оспаривать его мнение и не желаю этого делать. Я безропотно приму свою участь и буду продолжать служить братству на том месте, на котором меня видит теперешний глава. Я счастлив кинуть свою жизнь в угоду Розенкрейцерам в независимости от своего статуса и полномочий.

Игнасио склонился в низком поклоне и, обхватив руками распятие с розой, висевшее у него на шее, повторил древнюю клятву братьев ордена:

— Служу распятию и розе до последней капли крови!

После, преисполненный благоговейной гордостью, Игнасио покинул кабинет председателя.

— Силен… — прошептал Дедал.

— Да, — подтвердил Рауль, потупив голову, — Его ничего не проймет.

— Всему свое время. Небо о нем не забудет. Я так считаю, по крайней мере, мне думается, что так и должно быть.

— Он переиграл нас…

— Нет.

Дедал отмахнулся, но его подбородок нет да нет подрагивал, выдавая в нем небывалое нервное напряжение.

— Теперь вы понимаете, что приходилось переживать его воспитанникам, точнее жертвам… А ведь они были совсем детьми.

— Хватит. Я все понимаю!

— И вы пожертвовали Альентесом только, чтобы отсылка Игнасио выглядела легитимно… Вы пожертвовали душой человека, безвинно страдающего человека, ради сведения счетов с умалишенным. В чем разница, брат Дедал?

— Разница?

— Да. Где различия между расчетливостью Сизифа и вашей?

— Я мстил за дорогого мне человека…

— Ох, ну почему… Почему ценой Альентеса?

— Брат Рауль, вы свободны, — Дедал резко оборвал диалог, не желая продолжать неприятную для него тему.

— Да, я свободен выбирать… Я не буду вашим приемником, ни за что на свете. Я не хочу стать таким же, я не хочу погрузиться в ложь.

— Что? — Дедал медленно приподнялся на ноги.

Серое облако в виде его головы с торчащими волосами гневалось.

— Вы слышали, — вежливо, но бескомпромиссно отозвался Рауль, — А теперь простите, мне надо собираться в дорогу.