Письма Сестры - [25]

— Ну что, блядь, в Москву собой торговать приехала? Тебе 40 лет. Посмотри на себя в зеркало — ни кожи, ни рожи. Деревня!

— Маня, что вы говорите?!!

— Я 50 лет Маня. Хули ты с собакой своей ебешься?

IV

До такой степени сестра, конечно, дошла не сразу. Но довольно быстро. В университете произошла культурная катастрофа. Если бы сестра после школы пошла в техникум, и стала, как мать, портнихой, у неё, при отвратительном характере, все же была бы профессия, и, что еще более важно, страх божий перед верхними классами общества.

Скорее всего, она бы нашла себе мужа, родила детей, а потом смогла бы в полной мере использовать преимущества, которые ей давало родство с успешным братом. Но университет туповатую девушку испортил окончательно. Во-первых, она решила, что сама принадлежит к верхнему классу общества, хотя для этого у неё не было абсолютно никаких оснований. Она была глупа, не обладала никакими способностями, а её благополучие было фикцией. Она была дочерью портнихи, живущей в панельной многоэтажке с грязными обоями, и покупающей бриллианты на последние деньги глупой матери.

Во-вторых, чувство принадлежности к «высшему обществу» дополнилось чувством презрения к его представителям. Ведь если сестра обманным путём попала в лучший вуз страны и, не имея никаких способностей, там «успешно» учится, значит, тысячи студентов и преподавателей находятся в таком же положении. Всё это за деньги и по блату, и весь класс интеллектуалов состоит из придурков.

Мать в минуты вспышек гнева титуловала своего бедного сына «шизофреник хуев». Вот из таких шизофреников хуевых и состоял университет. Сестра же называла меня «щщенком». Вероятно, это было её отношение к мужчинам — жалким, униженным, а потом умирающим, как отец. Или молча сносящим агрессию, как брат. Больше никаких мужчин она не знала. В период любовных ухаживаний образ стал проецироваться на всех подряд.

Однажды я познакомил сестру со своим товарищем — красивым молодым ученым и спортсменом. Тому понравилась эффектная блондинка, и он пригласил её в театр. Сестра фыркнула, а когда я спросил, в чем причина её отказа, заявила, что мой товарищ ничтожество. Впоследствии ничтожество стало академиком.

Как-то сестра попала в ресторан с компанией известных артистов. Последующий рассказ о занимательном событии состоял из непрерывной злобной ругани (особенно почему-то досталось милейшему Евгению Евстигнееву, аттестованному «старой мразью» и «плешивым мудаком»).

Можно до бесконечности заниматься политкорректной болтовней, но таковая и не претендует на то, чтобы быть реальной информацией. Это легальная упаковка. Любая женщина глубоко про себя знает о мужчинах две вещи. Во-первых, мужчины гораздо умнее и сильнее, а, во-вторых, они опасны. Поэтому их нужно бояться. «Да убоится жена мужа своего».

Никакого страха перед мужчинами у сестры не было. Сестрой не на шутку увлекся Анатолий Кашпировский, у них возникли личные отношения. Кашпировскому тогда было около 50, он только что приехал в Москву с Украины и начал «давать установки» на телевидении. С семьей он находился в фактическом разводе и активно искал новую жену и помощницу из числа восторженных фанаток.

По своей психологии, по уровню интеллекта, да и по общей культуре они удивительно подходили друг другу. То есть не подходили вообще. Дуэт холодных садистов закончился тем, чем должен был закончиться: «победил сильнейший». Сестра стала на Кашпировского орать и «давать установки» ЕМУ: быстро развелся с женой и бросил детей, пулей полетел в загс, в трехдневный срок перевез вещи к себе. Чудак понял, что сильно ошибся в выборе, и стал рыпаться. На что получил неизбежное продолжение:

— Я профессиональная журналистка, у меня связи во всех газетах. Такое о тебе напишу, до конца жизни не отмоешься. Сиди тихо и не рыпайся, щщенок! Понял?

Щщенок понял. Проблема профессиональным аферистом была решена быстро и точно.

Однажды я шел домой и увидел сестру. Она маршировала чеканным шагом кремлевского курсанта по трамвайным рельсам. С отмашкой руками. К вечеру «нью эйдж» стал увеличиваться и разветвляться. Эйфория перешла в пышный бред величия («знаю 14 языков», «принимаю сигналы из космоса»). Как это ни парадоксально, в таком состоянии сестра стала более человечной. Она обнимала меня за руку, называла милым братиком и, плача, уверяла, что всем подарит по новой квартире. Я тоже плакал. Затем начался период буйной агрессии. Мы с матерью бросились по знакомым искать врачей. Сдавать в советскую психушку сестру не хотелось. С большим трудом за полгода при помощи сильных лекарств её удалось стабилизировать.

V

Тем временем начались 90-е. Мать, работая в меховом ателье, хорошо зарабатывала в годы застоя, и ещё более — в годы перестройки. Но невидимая рука рынка быстро задушила советскую «теневую экономику». Матери надо было или менять сферу своей деятельности или переходить в область легального бизнеса. Со всеми вытекающими в период 90-х годов последствиями. Ни того, ни другого она была сделать не в состоянии, а все советы «шизофреника хуева» отметались на дальних подступах. Правда, само титулование постылого сына после болезни любимой дочери куда-то улетучилось.