Пища ада - [7]

— Это может быть так, как ты сказал, а может — иначе. Или, может, ты сейчас сказал правду, а потом демоны помутят твой разум, и ты нарушишь слово. У Востока очень долгая память, и мы ещё знаем, чего стоят клятвы рабов Армагетто.

— Армагетто? — расхохотался Халлель. — Так я совсем не из этих! Моя вера моложе. Я человек Доброй Вести — знаешь такое? Я не имею отношения к стране бесов.

И ему показалось, что всё ещё можно спасти. Женщину можно спасти.

— Всё равно. Ты западный единобожник.

И это было всё. Конец. Да, у них и правда долгая память, понял Халлель; удивительно, как они ухитряются с такой отличной памятью жить. Это должно быть нелегко. Эти люди — герои, все вместе и каждый в отдельности.

Внезапно ударил ветер. Крупные капли воды хлестнули пыльную землю и тут же впитались. Стоял ранний сентябрь, и земля тосковала о влаге. Весной короткие, яростные дожди пробуждали затаившуюся жизнь, и скудная пустошь взрывалась буйством цветов. Один из местных мифов гласил, что первые люди проросли из капель крови Неру, упавших в сухую землю во время его битв с архонтами, во тьме в начале времён.

Халлель отвернулся и шёпотом стал молиться.

— Кому ты молишься? — спросил книжник.

— Богу, — сказал Халлель.

— Не надо. Тот, кого ты считаешь Единственным во Вселенной, на самом деле даже не бог. Не привлекай к нам глаза его слуг. Дело и так очень плохо.

— Плохо?! Так дайте мне помочь, пустите меня к ней! — закричал Халлель, теряя самообладание.

На них упала стена тьмы.

— Тебе придётся остаться в автобусе, — сказал книжник. — Не бойся. Это не ураган, автобус не унесёт. Если ты окажешься снаружи, ложись на землю на бок, спиной к ветру. Укутай голову одеждой и лежи. Буря долго не продлится.

Он повернулся и пошёл в убежище.

— Она умирает, — сказал Халлель.

— Есть вещи много хуже смерти.

Дверь из нержавеющей стали скрипнула, закрываясь.

* * *

Халлель вцепился руками в кресло. Он чувствовал, как автобус ползёт к стене убежища под грубыми толчками бури. Становилось то светлее, то снова падала ночь. Смотреть в окно Халлель избегал и даже закрыл глаза, но он чуял всем телом, как трясётся автобус, как дрожит и пытается вырваться из креплений каждая его деталь. Это было даже страшнее зрелища бури. Пустыня Гешу протянула руки на север и пыталась смять непрошеного гостя в комок. Явился, называется, в чужой дом со своим ковром… И хозяева хороши. «Есть вещи много хуже смерти…»

— Есть вещи много хуже смерти, — сказал попутчик.

— И Вы туда же? — огрызнулся Халлель и тут же пожалел об этом. Попутчик крякнул.

— Извините. Я Вас, конечно же, понимаю… Простите, лезу со своим рылом…

— Извините, — невпопад сказал Халлель, понял, что невпопад, и истерически засмеялся. — Эта страна меня доконает.

— Если не доконает буря. Хотите курить? — попутчик вынул пачку сигарет.

— Некурильщик.

— Тогда я закурю, — через секунду попутчик уже дымил сигареткой. — Послушайте, Вы расслабьтесь. Конечно, я понимаю — жалко. Жалко девицу, ребёнка… жалко себя. Только знаете — жалко у пчёлки. Это слово неправильно понимают. Так, как оно всё случилось, оно и лучше.

— Она не девица, — сказал Халлель. — Она явно замужем. Лучше… Что Вы этим хотите сказать?

Удивительно, но теперь слова попутчика приносили ему облегчение. Казалось, они снимают с души тяжесть, ставшую невыносимой. Халлель обнаружил, что очень устал. Ему было муторно, душно, как будто буря высасывала из автобуса воздух, а из его тела — силы. Он положил ноги на сиденье, и от этого ещё больше захотелось как следует отдохнуть.

— В последние несколько сотен лет, — рассудительно заговорил попутчик, — у нас на Западе утратили правильный смысл таких слов, как милосердие, жалость, любовь. Возьмём, к примеру, глагол «любить». Он означает прежде всего «относиться к кому-либо милосердно, с нежностью, с состраданием, изо всех сил помогать кому-то, ради кого-то жертвовать собой». Так его понимает современный человек, и когда вера нам говорит, что должно любить людей, он это тоже так понимает. Но это неверно.

Попутчик выпустил из широченного рта колечко дыма. Халлель посмотрел на него с новым интересом — и отвёл взгляд. Смотреть было неприятно и как-то сложно. К тому же он вдруг усомнился в поле этого человека. Скорее всего мужчина, да… Однако высоковатый голос мог быть и мужским, и женским. Шея была повязана оранжевым платком, скрывающим щитовидную железу. На груди и животе бугрились примерно одинаковые складки жира. В общем-то это необязательно был мужчина. Это могла быть и некрасивая мужеподобная женщина…

А ведь он пытается мне помочь, одёрнул себя Халлель. Нехорошо так о нём думать. Или о ней. Это невежливо. Как-то… по-скотски.

— Бывает, — продолжило существо, подняв указательный палец, — что люди предстают перед нами как преступники, убивающие невинных, или, хуже того, как враги Единого Творца. Если принимать всерьёз принцип веры, этих людей тоже следует любить. Но нужно помнить, что слова многозначны, и для каждого случая следует искать подходящее ему значение. Можно ли, скажем, в обычном смысле любить человека, который не разрешает даже молиться за него, который походя ранит тебя и относится к тебе как к чумному?