Пирожок с человечиной - [7]

Костя наслаждался общественной любовью. Жизнь стала так прекрасна, что дальше, по закону антино-мичности, должна была стать ужасной.

7 ноября пропал пьяница Чемодан с их этажа.

Правда, оказалось, Чикин просто выпил. На другой день он нашелся полумертвый между кладбищем и лесопосадками, был отвезен в двухсотую к Кац и там оперирован. Старый нефрит, острейший приступ почечной колики и десятичасовое лежание на земле в заморозки даром не прошли. Правой почке был конец. Инфицированную, воспаленную, угрожавшую перитонитом гниль удалили. На пересадку почки денег Чикин не имел. К счастью, обошлось без донора. Чемодан взялся за ум. Пить бросил, стал хмуро ходить по заказам с чемоданчиком.

А потом пропали двое молодых людей. Один из их дома, Егора-эрэнъевца приятель, Вася Ваняев, мельтешивший в дешевом камуфляже, и другой, Петраков, пэтэушник, Нинкиной сменщицы сын. Парни уехали и не вернулись.

Мать пэтэушника, продавщица Зоя Петракова из Нинкиного магазина, ответила коротко. Сказала – поехали митинговать за сербов.

Митинг в защиту этнических чисток был. На нем был Егор, но сказал, что парней не было.

Абрамов, действительно, был. Показали в новостях: Егор стоял с плакатом «Мы с Сербией». Но Ваняева с Петраковым, по словам Егора, в пикете не было, хотя эрэнъевское начальство велело всем быть – кровь из носа.

Сначала Петракова и Ваняева не искали и не заявляли. Может, просто дали драла ребята от осеннего призыва. Тревогу пока не били.

Но Костя побывал летом в роли детектива и теперь невольно насторожился. Решил, что может и должен узнать подробности. Зашел к участковому.

Тот сперва сказал, что все в порядке. «Как в порядке, ребят-то нет», – сказал Костя. «Кто сказал – нет? Может, и есть. Просто в бегах».

Потом, приглядевшись к Косте, мент размяк и вздохнул. Дело возбуждать неохота. Данных о преступлении – никаких, а работы и так до беса.

Голиков был человек мягколицый, похожий на Гайдара, с таким же зачесом, и, кстати, единственный в митинском ОВД за все двадцать пять лет существования митинской ментовки награжденный орденом «За заслуги перед Отечеством» третьей степени. Орденоносец был тот самый мент – кандидат в депутаты в гордуму, выдвинутый за доброту.

– Как я буду искать на хрен, – признался он под конец, – когда подмоги нет. Прут, ё-моё, из милиции.

В декабре появился сигнальный экземпляр «Пирожка с таком». В актовом зале Ольги-Ивановниной школы провели презентацию. Расходы оплатило «Это Самое», верней, японский спонсор газеты, Виктор Канава.

Канава был непроницаем, но, явно, удовлетворен. Его команда, бывшая Сёку-Асахаровская секта, примелькалась в деловой жизни и обходилась, по всему, без взяток чиновникам. Содержал Канава касаткинскую газету и «Самурай», магазин самурайских разделочных ножей. Оплатил и Костин вечер.

На презентации «Пирожка с таком» японцы угощали жареными кузнечиками.

К счастью, Харчиха напекла нормальных мясных пирожков.

– Пост же, – для виду немного поломался Костя.

– Плявать.

– Это вам плевать.

– Всем плявать.

На еду Харчиха молилась. В детстве в детдоме ела кору и траву. На сталинской даче впервые увидела мясо. И сейчас еще не могла привыкнуть, что его полно. Каждый день брала в руки мясную мякоть, тетешкала, как младенца.

Все же кузнечики оказались идеальны для фуршета. Они удобно лежали горками на тарелках. Их ели горстями, как сладкий хворост.

Пирожки на банкете народ съел и кузнечиков тоже подмел.

В этот вечер был, так сказать, оргазм Костиной популярности. Любовь к нему била через край и перелилась на Харчиху.

25 декабря она перемогла отеки ног, надела юбку с кофтой и объявила звонившим клиентам суточный перерыв:

– У млня прязянтация.

Накануне, 24 декабря, пропал еще местный парень Олег, продававший в киоске у кладбища на конечной остановке «трех семерок» снедь.

Олег был каланчой и с трудом умещался в своей будке. Киоск казался забитым до отказа, в основном, продавцом.

В предпрезентационной шумихе не обратили внимания.

Киоск погас и оголил стекла. Стоял непривычно пустой, выпотрошенный, портил вид. Но люди спешили, несли полные сумки. К остановочной будке не подходили. Даже когда ждали автобус и мерзли, не смотрели. Взглядывали на киоск мимоходом сквозь гирлянды иллюминации. Разноцветные лампочки горели весело, хоть и окраинные. Окраина, спасибо Косте, оживилась, как Арбат.

Презентация прошла потрясающе. Гости – местные, хозяева помещения – учителя, дети, родители, цэдээловский и домжуровский бомонд и пресса ели без передыха. Матренины воспоминания и Костины комментарии прошли на ура. Пару соавторов – тумбоногую бабу в кофте и платке и костистого Костю в костюме – фотографировали то и дело.

На выходе из школы публика устроила им живой коридор с зимними уже хризантемами.

Костя усадил в «Субару» Матрену Степановну и Катю и тихонько, красиво поехал.

Последняя в толпе махавших стояла продавщица Нинка Капустница в кровавой помаде. Намалеваться так можно только с отчаяния. Костя мигнул ей фарами. В ее глазах сверкнули слезы.

И тут, считай, к Новому Году, Митино получило страшный сюрприз: пропали две девочки из Катиного класса той же, 4016-ой школы, куда в ноябре Катя пошла работать.