Пионеры воздушных конвоев - [67]

– Сороковой, сороковой, я – спасатель, ответь, как слышишь меня? Приём! – неслось в эфир.

Эта фраза, вначале звучавшая бодро, с каждым новым выходом становилась всё тревожнее и тревожнее. Ответа не было. Прошло ещё два часа. Остановились. Остановка разбудила Соню, она открыла глаза и увидела, что все участники экспедиции собрались около её нарт.

– Ты не заблудился? – спросил Михалыч каюра, того самого, что говорил на русском языке. Он ехал на передних нартах. – Ты правильно выдерживал курс? Ехал по карте?

– Зачем чукче карта? – невозмутимо ответил каюр. – Начальник показал куда ехать, чукча туда ехал. Если не слышно радио, значит не доехали.

Михалыч аж задохнулся от такой наглости:

– Так зачем ты у меня карту взял?

– Начальник дал, значит надо.

И в этот момент с соседних нарт, прерывая спор, донеслось:

– Есть связь! Они нас услышали! – это кричал техник, дежуривший на радиостанции. Все бросились к нему, а он, довольный и счастливый, передал наушники с гарнитурой Михалычу.

– Да, «Сороковой», говори, я – «Спасатель», слушаю тебя.

– «Спасатель», я – «Сороковой», слышу тебя на четвёрку, все слова разборчивы. Какие будут указания? – хриплый голос, звучавший в наушниках, выдавал волнение говорившего.

– Молодец! Я тоже тебя слышу. У тебя есть сигнальные ракеты?

– Да, есть, сбросили в аварийном мешке, я их не расходовал, берег для встречи с вами.

– Ещё раз молодец! Пусти одну, а мы посмотрим, может быть, увидим направление, – сказал Михалыч в микрофон и, повернувшись к счастливым попутчикам, добавил. – Ребята, быстренько стали в круг и смотрим в разные стороны на горизонт, ищем ракету.

Все стали в круг, каждый стал вглядываться в горизонт, начинавший едва заметно светлеть. Вдруг Куряков, стоявший лицом по направлению их движения, закричал:

– Смотрите – это ракета!

Все повернулись в сторону, в которую он показывал, и увидели гаснущую звёздочку, которая вдали была еле заметна и, падая, угасла.

– Да нет, это звезда упала, – грустно заметил Михалыч.

– Ой, смотрите ещё одна, – взвизгнула от радости Соня. – Никакая это не звёздочка, а самая настоящая ракета. – Она была очень горда тем, что первая увидела вторую ракету.

А ракета тем временем взлетела вверх и, прочертив на небе дугу, угаснув, упала.

– Сороковой, я «Спасатель», мы увидели тебя, – хрипел в эфир Михалыч. – Ракеты береги, стреляй по одной через каждые пятнадцать минут. Засекай время. Если не увидим следующую ракету, буду выходить в эфир. Будь на приёме. Как понял меня? Приём!

– Я понял тебя, «Спасатель». Ракета через пятнадцать минут. Ждём встречи. Конец связи.

Михалыч передал гарнитуру технику, подошёл к старшему чукче, протянул руку и сказал:

– Ты, хороший каюр! Молодец! Извини, что засомневался в тебе.

– Зачем извини. Ты начальник, спрашиваешь – я отвечаю. А что Ваня хороший каюр, сам знаю. Однако лучший каюр в районе Марково, – без ложной скромности заявил чукча и несколько свысока посмотрел на своих товарищей.

– Молодец! – ещё раз похвалил каюра Михалыч и похлопал его по плечу. – И имя у тебя хорошее. А теперь по машинам и поехали.

Все участники экспедиции разбежались по своим нартам. Поезд вновь тронулся в путь. Олени, передохнув на недолгой стоянке, резво побежали вперёд. Соне даже показалось, что, то возбуждение, которое овладело людьми после того, как самолёт был обнаружен, передалось и животным. Прошло ещё около двух часов. Санный поезд двигался без остановки, периодически сверяя свой курс по сигнальным ракетам, которые каждые пятнадцать минут украшали полярный небосвод яркими светящимися звёздами. Наконец каюр, управлявший передними нартами, встал на ноги и что-то закричал, показывая своим шестом вперёд. Там, вдалеке, почти у самого горизонта, лежал распластанный на брюхе самолёт и рядом с ним человек в меховом комбинезоне. Человек подпрыгивал и размахивал руками. Было ясно, что он тоже увидел их. Олени, обнаружив впереди, как им показалось, жильё и людей, побежали быстрее.

Не прошло и пяти минут, как санный поезд достиг цели. Перед ними лежал, наполовину зарывшись в снег, бомбардировщик. Самолёт напоминал раненую птицу, у которой повреждены ноги, и она не может взлететь. Люди, обрадованные тем, что наконец-то окончилось это однообразие пути, попрыгали с нарт и бросились обниматься с бортрадистом, который был единственным ходячим в экипаже. Это радостное возбуждение прервал старшина Куряков:

– Ребята, давайте к делу, задач много, времени мало, – и, повернувшись к радисту, закончил. – Где тут ваши раненые, мы с доктором должны их осмотреть.

Закончил он фразу далеко не с тем воодушевлением, с которым начал, а скорее с удивлением. Когда он повернулся к радисту, то обнаружил, что тот потерял дар речи, обнаружив в одном из спасателей доктора марковской больницы Соню.

– Софья Семёновна, это вы? – взволнованно спросил он. – А вы меня не помните? Мы были у вас в гостях, всем экипажем, помните?

Соня смотрела на этого человека и не узнавала его. И всё же, это обросшее заиндевевшей щетиной, обмороженное лицо кого-то напоминало. И ещё этот голос, который она, наверняка, уже слышала. Неужели то нехорошее предчувствие, которое появилось у неё в Марково, сбылось. Румянец, игравший на её щеках, сменился мертвенной бледностью.